— Не любят они этот дом, — заключила тетя, пододвигая к Родиону вазу. — Ешьте ягоды.
Родион видел, как изменилось выражение лица Валды, словно тетя сказала о чем-то таком, что положено было знать лишь им двоим. И вдруг он с необыкновенной отчетливостью осознал, что чувствует себя здесь совершенно посторонним. Неожиданно, необъяснимо он понял, что ни в коем случае не хотел бы жить здесь, и это нежелание его — сильнее самой привязанности к Валде. «Чушь, — одернул он себя мысленно, — разве не все равно где — лишь бы вместе». — «Нет, не все равно, — холодно скользнула мысль. — Надо, чтобы и Валда была, и остальное, к чему ты привык... А если остального нет? И ты все поменял — жизнь, окружение. Без матери, без Олега, Москвы, ребят? А туда только наездами, командировками...» — «Нет! — закричало что-то внутри него. — Нет. Почему непременно одно за счет чего-то другого? Только все вместе!»
А Валда любила каждую вещь в тетином доме. С утра она протирала зеленые жалюзи на окнах, стряхивала пыль со старых выцветших штор, выбивала диванные подушки.
Подоткнув подол своего фиолетового в горох сарафана, она бегала босая по дому и, отжимая мокрую тряпку, протирала линолеум. За две недели их пребывания у тети Валда надраила до блеска медную люстру с витражными стеклами и светильники над постелями, убрала цветами комнаты и террасу. Когда она делала всю эту работу, она преображалась, как помещение, в котором зажгли разноцветный фонарь. И отсвет иных, незнакомых Родиону чувств проступал на ее лице, делая его прекрасным и чужим.
Между Валдой и тетей существовала незримая связь, не обозначенная родственными узами, сходством интересов или характеров. В чем она заключалась, Родион не мог бы определить, но это не было просто любовью, уважением или жалостью.
На другой день, когда они лежали на пляже, Родион высказал предположение, что с детьми у тети какие-то нелады.
— Что ты! — засмеялась Валда. — Все ее очень любят, не дождутся, когда она приедет, ревнуют друг к другу. У дочерей детей много, хлопоты, быт, где им сюда выбраться. Вчера я с тетей ездила к Югне, старшей ее дочери, — пояснила Валда. — Знаешь, Югна нашла, что в последние месяцы тетя очень сдала. Вдруг стала старая.
Валда меняла мокрый черный купальник на серый с желтым, прячась за полотенцем. Полотенце обхватило бедра до колен, как туника. Из-под него видны были мокрые голени и ступни, с каплями моря на коже. От сосен капли влаги светились зеленым и переливались, как перламутр.
— Знаешь, — обернулась она, — страшно вот так говорить — «уже старая». А ведь она была очень красивая, тетя Дайна. Самая красивая в здешних местах. Из-за нее чуть не убили дядю Павла, когда она его выбрала.
Она замолкла, улеглась рядом с ним. Потом сказала:
— Оказывается, сегодня ночью тете было плохо. Сердце.
— Почему ты решила? — спросил он.
— Нашла у нее пузырек и кусок сахара. — Валда прикрыла веки, и он увидел, как золотятся ресницы на ее темных щеках. — Я ее приперла, и она призналась. С ней теперь бывают эти сердечные приступы. — Она снова помолчала. — А раньше — никогда. Очень она была здоровая и выносливая. Даже гибель дяди ее не сломила. Только очень стала скрытная.
— С тобой тоже? — спросил Родион.
— Со мной? — Валда помедлила. — Когда речь не о ее здоровье, пожалуй, нет.
— Не расстраивайся, — сказал Родион, — мы уедем, она отдохнет, забот будет меньше.
Валда не ответила.
— Выкупаемся? — предложила она несколько минут спустя.
Валда вскочила, схватила его за руку. И они побежали в воду. Когда они уже плыли назад из далекого моря, тихо, не спеша, почти не замечая взмахов рук, Валда показала на берег:
— Видишь, какие новенькие...
Из-за санатория выглянули разноцветные треугольники и трапеции коттеджей.
— А у тети дом разваливается на части. — Она мерно плыла полубрассом, дыша над водой.
Родион лег на бок, подгребая лишь одной рукой, чтобы плыть с ней вровень.
— И у тети прекрасный домик.
— Ах, что ты понимаешь! Все ветхое, в стенах червяки завелись, двери скрипят от старости. — Она поплыла быстрее. — Здесь нужен хозяин. Мужчина, который бы пришел и все обновил.
На берегу Родион вспомнил:
— А гонки? Я забыл — в субботу или воскресенье?
— На какой машине выступает твой знакомый?
— На «Москвиче».
— Значит, воскресенье, — засмеялась Валда. — Гоночные формулы обычно сначала, потом — «Волги», а потом уже «Москвичи».