Смерть Лили наступает, когда она впервые ясно видит призрак Полли - призрак шагает по дому с откинутой назад головой, как бы одновременно зажатый между прямой и обратной временностью, - и внезапно умирает от испуга. Таким образом, откровение призрака с Лили буквализирует то, что Ив Седжвик называет одной из объединяющих конвенций готической фантастики: самые жестокие, ужасные и сверхъестественные моменты происходят при разрушении стены, заключающей человека в тюрьму.43 Подобно временной петле в конце "Истории с привидениями", призрак Лили медленно спускается по лестнице и видит свой собственный труп, развалившийся у входной двери, еще не понимая значения этого зрелища. Мисс Блюм умирает через некоторое время после этого, и пока призрак Лили исследует остальную часть дома, гадая, что же произошло, она заглядывает в письменный кабинет мисс Блюм и вдруг возвращается в прошлое, наблюдая, как молодой автор делает паузу у пишущей машинки, почувствовав призрачное присутствие. Неудивительно, что пожилая женщина так легко спутала два призрака, которые остались (как говорит призрак Лили) "глубоко прижатыми друг к другу, как шрифт на бумаге". В заключительной реплике Лили объясняет, что останется в доме с привидениями, пока не сможет снова увидеть Полли - но, подобно черной плесени на стене, в которой она обитает, до тех пор она будет "позволять [себе] гнить".
Хотя Лили еще не знала, что путаница мисс Блюм с именем "Полли" предвещает ее собственное будущее в качестве призрака, другой повторяющийся мотив в их перекрывающихся голосах повторяет один и тот же вывод в разные периоды времени: дом, в котором произошла смерть, не может быть куплен или продан живыми, его можно только позаимствовать у его призрачных обитателей. Это чувство находит визуальное отражение в паре кадров, завершающих фильм: медленное панорамирование спящих членов недавно прибывшей семьи, немигающий взгляд призрака, похожий на тусклый луч фонарика; и замедленная съемка одного из двух призраков (Полли или Лили), движущихся на фоне черной пустоты, их действия размыты, как предполагаемая "эктоплазма", запечатленная на спиритических фотографиях викторианской эпохи. Завершающий фильм образ призрака Лили, вытягивающего изо рта то, что кажется веревкой из марли или муслина, прямо напоминает о подобных спиритических мистификациях - как будто Перкинс, намеренно используя двусмысленность, хочет одновременно подтвердить и опровергнуть онтологический статус призраков.
Однако эта всеобъемлющая идея о том, что призраки оказываются запертыми в старом готическом доме, как бы превращаясь в исторические произведения ужасов, дает возможность более интимного прочтения фильма, содержащего множество аллюзий на отца Оза Перкинса, актера Энтони, навсегда связанного с его ролью Нормана Бейтса в "Психо". В отличие от библейских и литературных эпиграфов, упомянутых в этой главе, фильм Перкинса открывается экранным посвящением режиссера отцу - "For A. P., who gave me a old house", - подразумевая, что память об отце также завещала наследие "Психо" его сыну. Кроме того, в одной из закадровых реплик "I Am the Pretty Thing" есть фраза "Shook their heads and clucked their [thick] tongue", перефразирующая монолог Нормана, произнесенный в гостиной Мэрион Крейн (Джанет Ли); Айрис Блюм играет Пола Прентисс, которая снималась с Энтони Перкинсом во время оригинального бродвейского прогона "Звездно-полосатой девушки" (1966); а самая известная работа Блюма, "Леди в стенах", даже имеет общую авторскую дату 1960 года с фильмом Хичкока "Психо". Учитывая эти отсылки, мы можем рассматривать "Я - красавица" как глубоко личную работу режиссера, отдающего дань уважения своему знаменитому отцу и в то же время пытающегося вырваться из долгой киноисторической тени, отбрасываемой самой культовой ролью его отца.