— А где ваш грум, сэр? — спросила она. — В кухне?
— В команде грума нет, мэм, — сказал Баббингтон, теперь глядевший на неё с откровенным восхищением. — Я сам держу курс. Позвольте вас подсадить. Поставьте ножку сюда, на эту маленькую ступеньку, и подтянитесь. Теперь меховая полость — пристропим её тут на корме. Всё в ажуре? Отчаливаем! — крикнул он садовнику, и они вылетели со двора, шарахнув по пути выкрашенный белой краской столб.
То, как мистер Баббингтон управлялся с поводьями и хлыстом, ещё больше усугубило тревогу Дианы; она выросла среди кавалеристов и никогда в жизни ничего подобного не видела. Она не могла взять в толк, как ему вообще удалось проделать весь путь от Арундела в целости. Она подумала о своём сундуке, привязанном сзади, и когда они свернули с главной дороги и принялись вилять по узкому просёлку, то заезжая на насыпь, то едва не сползая в канаву, сказала себе: «Так не пойдёт. Этого молодого человека надо отстранить».
Дорога поднималась всё выше и выше по холму, и Бог знает, какой головоломный спуск окажется на той стороне. Лошадь пошла шагом; её явно кормили бобами, судя по раздавшемуся вдруг громоподобному и продолжительному звуку.
— Прошу прощения, — произнёс мичман в наступившей тишине.
— О, ничего страшного, — сказала Диана холодно. — Я думала, это лошадь.
Быстрый взгляд, брошенный искоса на Баббингтона, показал, что тот просто уничтожен.
— Давайте я покажу вам, как мы это делаем в Индии, — сказала она, решительно отбирая у него поводья и хлыст. Но, установив контакт с лошадью и заставив её идти по дороге прямо, Диана задумалась о том, как вернуть благодушие и расположение мистера Баббингтона. Не объяснит ли он ей, чем различаются синяя, белая и красная эскадры? В чём преимущество наветренного положения? Не расскажет ли он ей о морской службе в целом? Это, должно быть, очень опасная и трудная служба, хотя, конечно, она пользуется большим и заслуженным почётом, это охрана страны. Неужели он вправду принимал участие в знаменитом бое с «Какафуэго»? Диана не могла припомнить другого столь разительного несоответствия сил. Капитан Обри, должно быть, очень похож на лорда Нельсона.
— О да, мэм! — воскликнул Баббингтон. — Хотя я сомневаюсь, что даже Нельсону удалось бы так красиво провести это дело. Он удивительный человек. Хотя на берегу, знаете, он совсем другой. Его можно принять за самого обычного человека — никакой холодности и высокомерия. Знаете, он приехал в наши места, чтобы помочь моему дяде с выборами, и был весёлый, как сверчок — отлупил пару вигов тростью. Они словно кегли разлетелись! А вообще они еще те жулики и методисты. О, это было весело! А в Мэлбери он позволил мне и старине Пуллингсу выбрать лошадей и проскакать с ним наперегонки. Три круга вокруг загона и потом наверх по лестнице в библиотеку. Кто победит — получает с остальных по гинее и бутылку вина. О, мы все его любим, мэм, хотя в море он очень строгий.
— И кто победил?
— Ну, понимаете, — сказал Баббингтон, — мы все падали, кто больше, кто меньше, в разное время. Но я думаю, мэм, что он делал это нарочно, чтобы не брать наши деньги.
Они остановились перекусить в кабачке, и, поглотив еду и пинту эля, Баббингтон сказал:
— Вы самая хорошенькая девушка, какую я когда-либо встречал. Вы перед балом будете переодеваться в моей комнате, и я теперь так рад этому; знай я, что это будете вы, я бы купил вам подушечку для булавок и большой флакон духов.
— Вы тоже очень видный мужчина, сэр, — сказала Диана. — Я так рада, что путешествую под вашей защитой.
Дух Баббингтона воспарил до угрожающих высот; он вырос на службе, где предприимчивость решала всё; и теперь стало необходимо занять его внимание лошадью. Диана собиралась лишь позволить ему выехать на дорогу, но на деле он не выпускал поводья из рук от Ньютон Прайорс до самых дверей Мэлбери-Лодж, где торжественно помог ей сойти на землю под восхищёнными взглядами пары дюжин моряцких глаз.
В Диане таилось нечто, какая-то пиратская удаль и прямота, что необыкновенно привлекало морских офицеров; но их так же привлекали и кукольная миловидность двух мисс Симмонс, и старание Фрэнсис, отсчитывавшей ритм танца, высунув кончик языка, и незатейливая, но дышащая здоровьем внешность Сесилии, и прочие прелести, представшие в свете свечей в длинной красивой бальной зале. И, конечно, они были потрясены обаянием Софии, когда та открывала бал вместе с капитаном Обри. На ней было розовое платье с золотым поясом, и Диана сказала Стивену Мэтьюрину: