Он взглянул из окна каюты на воду залива Саунд — маслянистую, с плавающими в ней безымянными отбросами Плимута и распухшим трупом щенка, и обмакнул перо в чернила.
«Хотя, с другой стороны, разгорится ли это тление снова, раз я думаю о том, что они будут делать со своей независимостью? Только я позволю себе задержаться мыслью на широких возможностях для процветания — а наше нынешнее состояние? Такие возможности — и такая нищета? Ненависть — единственная движущая сила; вздорная, несчастная борьба; детство — единственное, не сознающее себя счастье; а затем беспрестанная битва, которую никак невозможно выиграть; неравная борьба с нездоровьем — почти всеобщая беда. Жизнь это длительная болезнь, конец у которой только один, и её последние годы пугают: слабость, каменная болезнь, ревматические боли, чувства притупляются; друзья, семья, занятия исчезают, и человеку остаётся молиться о потере разума или ожесточении сердца. Все приговорены к смерти, зачастую неприглядной, нередко мучительной; и при этом с невыразимой лёгкостью слабенький шанс на счастье отбрасывается из-за ревности, ссоры, уныния, самомнения, ложного представления о чести, этом смертоносном, слабом и глупом понятии. Я не слишком прозорлив — всё моё поведение с Дианой доказывает это — но я бы поклялся, что Софи вела себя более стойко — была более целенаправленной, прямой, отважной. Хотя, справедливости ради, мне известна глубина чувств Джека по отношению к ней, а ей, возможно, нет».
Он снова оторвал взгляд от страницы и прямо перед собой увидел лицо Софи. Оно находилось по другую сторону окна, несколькими футами ниже, и перемещалось слева направо, по мере того как лодка огибала корму фрегата; её взгляд был устремлён поверх окна каюты на гакаборт, рот слегка приоткрыт, нижняя губа закушена; в огромных глазах, обращённых вверх, застыло выражение сдерживаемой тревоги. Рядом с ней сидели адмирал Хэддок и Сесилия.
Когда Стивен добрался до квартердека, адмирал излагал своё мнение по поводу манильского такелажа, а Джек и Софи стояли немного в стороне и выглядели необычайно смущёнными. «Судя по виду, — подумал Стивен, — Джек не столько обеспокоен, сколько обескуражен. Его ум в полном смятении: как невпопад отвечает он адмиралу».
— И всё это, мои милые, следует тировать, если наш такелаж из обычной пеньки, — сказал адмирал.
— Тировать, сэр? — воскликнула Софи. — Ах, верно. Такой — такой кистью, да?
Её голос замер, и она снова покраснела.
— Ну что ж, вверяю девочек вам, Обри, — сказал адмирал. — Возлагаю всю ответственность за них на ваши плечи. Две большие девочки — это ужасно ответственно. Я пришлю их на борт в четверг.
— Честное слово, сэр, вы так добры, но корабль не подходит для леди. То есть, я хочу сказать, он очень подходит для леди, но у нас тесно. Я буду счастлив, более чем счастлив, уделить мисс Уильямс всё внимание, какое только смогу.
— О, да не берите в голову. Это ведь просто девушки, знаете ли — переживут; не надо лезть из кожи вон. Подумайте, сколько вы сэкономите им денег на булавки. Загрузите их куда-нибудь. О, в каюту к доктору, ха-ха! Вы здесь, доктор Мэтьюрин! Очень рад вас видеть. Вы же не будете возражать, да? А? Ха-ха-ха. Я всё видел, хитрый вы лис. Вы за ним приглядывайте, Обри — он хитрюга.
Офицеры, стоявшие там и сям на квартердеке, нахмурились: адмирал принадлежал к прежнему, грубому флоту, и вдобавок до этого отобедал у такого же своего коллеги, командира порта.
— Значит, решено, Обри? Превосходно, превосходно. Идём, Софи, идём, Сесилия — на боцманский стул. Придерживайте юбки — такой ветер. Ах да, — добавил он, как ему казалось, шёпотом, когда девушек спустили вниз в бесславном боцманском стуле. — Вам на ушко, Обри. Вы читали речь вашего отца? Думаю, нет. «А теперь обратимся к флоту, — сказал он, обращаясь к Палате. — И здесь мы тоже находим то, что допускала — нет, даже поощряла — предыдущая администрация: вопиющую распущенность и неслыханную продажность. Мой сын, морской офицер, рассказывает мне, что дела обстоят прескверно: негодных офицеров продвигают по протекции, снасти и паруса никуда не годятся; и в довершение всего, господин председатель, сэр — женщин, женщин допускают на борт! Примеры неописуемой распущенности, куда больше, о, намного больше, подходящие для французов». Примите совет старика — такую течь надо заткнуть как можно быстрее. Это может повредить вам по службе. Пусть цепляется к армии. Понятливому и слова достаточно, а? Понимаете, к чему я клоню?