— Если она захвачена эскадрой с четырьмя… нет, пятью капитанами? Постой… десять на пять это два, двести на восемь — двадцать пять… семьдесят пять тысяч фунтов. Но таких призов теперь не бывает, бедный мой Стивен — к сожалению.
— Семьдесят пять тысяч фунтов? Какой вздор. И что, интересно, по мнению сэра Джозефа, я должен делать с такой суммой? Что вообще здравомыслящий человек может сделать с такой суммой?
— Я могу сказать, что б я сделал, — воскликнул Джек с заблестевшими глазами. Он выскочил из каюты, несмотря на крик «Подожди!» — проверить, тянут ли кливера и натуго ли выбраны все булини. Поизводив вахту несколько минут, он вернулся, оставив за спиной колкие, раздражённые замечания.
— Надеюсь, шкипер не станет нас теперь дрючить за кливера и лисели, — проворчал фор-марсовый старшина.
— Не нравится мне всё это, — откликнулся старшина шкотовых. — Как-то он заважничал, это что-то новенькое.
— Может, у него рандеву с его мисс, — сказал Синий Эдвард, малаец. — Чтоб мне сдохнуть, я б тоже нёсся на свидание на всех парусах, будь у меня такая мисс как у него — Софи звать.
— Чтоб никакой непочтительности, Синий Эдвард, — крикнул Джордж Аллен. — Я этого не потерплю.
— Конечно, можно обогнуть Лапландию, или уподобиться Бэнксу в Великих Южных морях, — заметил Стивен. — Но скажи мне, Джек, как прошло ваше путешествие? Как Софи переносила движения судна? Она принимала свой портер за едой?
— О, восхитительно, восхитительно! — Подряд несколько таких тёплых, тихих дней — на волнах ни одного барашка; Симмонс устроил величественное представление с бом-брамселями, трюмселями и лиселями сверху донизу — она сказала, что ничего более прекрасного не видела — «Лайвли» обошёл «Аметист» как стоячего, там на квартердеке все были красные от стыда; а потом настал такой очаровательный штиль на целый день; они часто говорили о Стивене — как им его не хватало! — и она была так добра к юному Рэндаллу, который плакал, когда умерла бедная Кассандра; Рэндалл-старший обожал её до безумия, и вся констапельская тоже — они дважды обедали с офицерами; Сесилия, похоже, хорошо поладила с Дреджем из морской пехоты — Джек был очень ему признателен за то, что он её отвлекал; конечно, Софи пила свой портер, и даже стаканчик грога, и ела на славу: Джеку очень нравится, когда девушка так от души наворачивает; что же до будущего, они оба были полны надежд, но… могли бы обойтись малым… никаких лошадей… коттедж… картофель.
— Стивен, — окликнул он. — Ты спишь.
— Нет, не сплю, — ответил Стивен. — Ты сейчас отзывался о последних прожитых страницах жизни[132] с очевидным одобрением. Но я устал, признаюсь. Я ехал всю ночь, а вчерашний день был в своём роде испытанием. Я лягу, если можно. А где мне устроиться?
— Хороший вопрос, — сказал Джек. — В самом деле, где твоё место? Конечно, спать ты будешь у меня, но официально где тебе надлежит быть? Задачка для Соломона. С какого времени они тебе считают старшинство?
— Не имею понятия. Я не читал эту бумагу, кроме фразы: «Мы, возлагая особую ответственность на С.М. и облекая его доверием» — она мне понравилась.
— Ну, я так полагаю, ты ниже меня по старшинству, так что тебе следует лечь с подветренной стороны каюты, а мне — с наветренной; и всякий раз при перемене галса мы должны меняться, ха-ха-ха. Во я болтун, а? Но если серьёзно — полагаю, тебя следует внести в списки экипажа; удивительное дело.
— Если есть сомнения — прошу тебя, не делай ничего подобного. Мне бы куда лучше оставаться неприметным. И, Джек — всё, о чём здесь говорилось, и о чём ты, возможно, догадался — я ведь смело могу рассчитывать на твою осмотрительность, а? Может статься, моя жизнь будет зависеть от этого.
У него были все основания рассчитывать на Джека, который был не из тех, кто распускает язык; но не все капитаны были столь сдержанны, и, когда явилась из Плимута «Медуза», имея на борту темноволосого джентльмена, умеющего говорить по-испански, который заперся вместе с капитанами «Лайвли», «Амфиона» и «Медузы» и доктором Мэтьюрином, пока они лежали в дрейфе у мыса Додман, ожидая подхода «Индефатигейбла» — у команды сложилось общее мнение, что им приказано отправиться в Кадис, что Испания вступила или вот-вот вступит в войну; и это доставило всем немалую радость, потому что до сих пор испанские торговцы были неприкосновенны. В море, почти очищенном от призов, они спокойно проходили мимо крейсеров и сквозь блокирующие эскадры, смеясь и посылая воздушные поцелуи; трюмы их были так набиты добром, что любой простой матрос мог легко заработать пятилетнее жалованье за какие-нибудь пол-субботы.