Наконец показался «Индефатигейбл», тяжёлый сорокапушечный фрегат; он преодолевал волнение, идя в крутой бейдевинд к западному штормовому ветру — зелёные волны достигали его бикгеда — с реющим сигналом «Сформировать кильватерную колонну, поставить все возможные паруса».
Теперь, когда все четыре фрегата, выстроившись в идеальную линию в двух кабельтовых один от другого, направились на зюйд-зюйд-вест, для команды «Лайвли» настали нудные, медленно тянущиеся дни. Марсовые редко спускались на палубу — но не потому, что им приходилось ставить паруса. Для того, чтобы держаться строго за «Амфионом», на «Лайвли» то и дело приходилось брать рифы, подтягивать паруса гитовами, убирать кливера, стаксели, бизань, потравливать шкоты. А когда были вскрыты запечатанные приказы, когда после совещания капитанов на борту «Индефатигейбла» стало достоверно известно, что им приказано перехватить испанскую эскадру на пути из Ла-Платы в Кадис, нетерпение возросло до такой степени, что они даже обрадовались недоброму виду воскресного вечера. Обширная бесформенная чернота затянула горизонт с юга и запада, пошла крупная волна — такая, что даже люди, годами не ступавшие на твёрдую землю, почувствовали себя нехорошо; ветер беспрестанно менял направления, дуя то теплом, то холодом, и солнце садилось в зловещие сине-багровые облака, сквозь которые пробивались зеленоватые лучи. Мыс Финистерре был недалеко под ветром, так что поставили дополнительные бакштаги и рей-тали, подняли штормовые паруса, закрепили шлюпки на рострах, вдвое тщательнее обычного привязали пушки, спустили брам-стеньги на палубу и принайтовили всё что можно.
В две склянки ночной вахты ветер, который до того дул порывами с юго-запада, внезапно сменился на северный, бросившись с утроенной силой навстречу похожим на горы волнам — гром прямо над головами, вспышки молний и такой плотный ливень, что с квартердека не было видно фонаря на баке. Грот-стень-стаксель оторвало от ликтроса, и теперь вместо него на ветру трепетали лишь призрачные полоски парусины. Джек послал к штурвалу ещё людей, приказал вооружить румпель-тали и спустился в каюту, где Стивен раскачивался в своей подвесной койке — сообщить ему, что начинает задувать.
— Как-то ты преувеличиваешь, брат, — сказал Стивен, — И как с тебя льёт! За это короткое время с тебя натекло больше полкварты воды — смотри, как её гоняет взад-вперёд вопреки гравитации.
— Я люблю хорошую бурю, — сказал Джек. — А эта — просто подарок судьбы: видишь ли, она наверняка задержит испанцев, а Бог ведает, как у нас мало времени. Если они проскользнут в Кадис раньше нас — какими же дураками мы будем выглядеть.
— Джек, видишь вон ту висящую бечёвку? Окажи мне любезность, зацепи её вон за тот крюк, а? Она соскочила. Спасибо. Я подтягиваюсь к ней, чтобы умерить раскачивание койки, которое усиливает мои симптомы.
— Тебе нехорошо? Тошнит? Морская болезнь?
— Нет-нет. Вовсе нет. Что за глупое предположение. Нет. Это, должно быть, начало очень серьёзного заболевания. Меня недавно укусила ручная летучая мышь, и у меня есть причины сомневаться в том, что она была здорова: это была самка подковоноса. Мне кажется, я нахожу сходство моих симптомов с теми, что были описаны Людольфусом.
— Может, тебе стаканчик грога? — спросил Джек. — Или сэндвич с ветчиной с ароматным белым салом? — добавил он, расплываясь в улыбке.
— Нет-нет-нет, — вскричал Стивен. — Ничего такого не надо. Говорю тебе — это серьёзно, и требует… ну вот, опять. О, что за подлый корабль: «Софи» никогда так себя не вела — дикие, неожиданные рывки. Можно тебя попросить погасить лампу и уйти? Наверняка данная ситуация требует твоего самого пристального внимания? Наверняка сейчас не время праздно стоять тут и ухмыляться?
— Ты уверен, что тебе ничего не надо принести? Может, тазик?
— Нет-нет-нет, — лицо Стивена заострилось и исказилось, щетина чернела на зеленоватой лоснящейся коже. — А подобные бури долго продолжаются?
— О, дня три-четыре, не больше, — сказал Джек, покачнувшись из-за внезапного крена. — Я пришлю Киллика с тазиком.
— Иисус, Мария, Иосиф, — пробормотал Стивен. — Опять.
Оказавшись между двух огромных волн, фрегат замирал, но по мере подъёма штормовой ветер подхватывал его и клал набок — всё ниже, ниже и ниже в бесконечной бортовой качке, в то время как форштевень тянуло вверх, пока бушприт не утыкался в летящие тучи. «Три дня такой бури, — подумал он. — Человеческое тело это не выдержит».
К счастью, «Лайвли» пришлось иметь дело лишь с хвостиком этой злосчастной сентябрьской бури. В утреннюю вахту небо прояснилось, барометр поднялся, и, хотя пока нельзя было поставить ничего, кроме наглухо зарифленных марселей, было ясно, что к полудню можно будет увеличить парусность. Заря осветила море, белое от горизонта до горизонта — пустое, если не считать полузатопленного корпуса португальской мулеты; и далеко на ветре — «Медуза», судя по виду, не пострадавшая. Джек теперь был первым по старшинству и просигналил ей прибавить парусов, чтобы успеть к следующей точке рандеву — у мыса Санта-Мария, на подходе к Кадису.