— Оно от Софи. Письмо напрямую, непосредственно мне, представляешь? Она говорит, что слухи про того парня, Адамса, и его притязаниях, могли обеспокоить её друзей. Что ничего там нет — всё чёртов вздор — она едва с дюжину раз его видела, хотя он всё время шепчется с её мамочкой. Она и о тебе говорит. Шлёт наилучшие пожелания и говорит, что была бы очень рада видеть тебя в Бате; погода там стоит чудесная. Господи Иисусе, Стивен, мне никогда не было так скверно. Состояние пропало, карьера видимо тоже, а теперь вот это.
— Не могу тебе даже передать, какое это облегчение, — сказал он, наклоняясь, чтобы посмотреть, как на «Аметисте» поднимают фока-стаксель, — снова выйти в море. Всё так ясно и просто. Я не о том говорю, что мы сбежали от приставов — я имею в виду все эти сложности жизни на берегу. Я не думаю, что я хорошо подхожу для жизни на суше.
Они стояли на квартердеке посреди толпы с интересом глазеющих вокруг атташе, секретарей, членов свиты; их шатало и валило, и они цеплялись за снасти и друг за друга — фрегат начало качать на зыби, когда утёсы Дувра растаяли за пеленой летнего дождя.
— Да, — сказал Стивен. — Я тоже гулял по проволоке без особого умения. И у меня тоже такое чувство, будто я вырвался на свободу. И совсем недавно я бы безоговорочно приветствовал её.
ГЛАВА 4
Тулон. Мистраль наконец утихомирился, и едва ли на всём пространстве моря заметишь хотя бы один белый барашек. Влмазной прозрачности воздуха с холмов, окружавших город, в подзорную трубу можно было разглядеть даже названия семи линейных кораблей на Малом рейде: «Формидабль» и «Индомтабль», оба по восемьдесят пушек, а также «Атлас», «Сципион», «Интрепид», «Монблан» и «Бервик» — по семьдесят четыре пушки. Созерцание последнего могло серьёзно уязвить английскую гордость, поскольку он принадлежал Королевскому флоту всего несколько лет назад, а если бы английская гордость имела возможность заглянуть в ревностно охраняемую гавань Арсеналь, то снова была бы унижена, увидев там ещё два британских семидесятичетырехпушечника — «Ганнибал», взятый во время операции сэра Джеймса Сомареса в Гибралтарском проливе в 1801 году, и «Свифтшур», захваченный на Средиземном море за несколько недель до этого. Оба активно ремонтировались.
В самом деле, активность — лихорадочная активность —девиз Тулона. Тихие зелёные холмы, огромные мысы, необозримый простор Средиземного моря за ними и невыразимо безмятежные синие острова; солнечный свет, льющийся жарким, удушливым потоком — и посреди всего этого шумный, маленький, беспокойный и густонаселённый город, с роящимися крошечными фигурками — белые рубахи, синие штаны, вспышки красных кушаков — и все по горло в делах. Даже под полуденным солнцем они сновали как муравьи — лодки, ползущие из Арсеналя на Малый рейд, с Малого рейда на Большой рейд, от кораблей к причалам и обратно; люди, облепившие огромные красавцы-корабли на стапелях, орудующие теслами, конопатными молотками, буравами, кувалдами; группы каторжников, разгружающие дуб из Рагузы, стокгольмский тир, гамбургскую конопатку, рижские рангоутные дерева и тросы — всё это среди шума и бесчисленных запахов порта: вони стоков, застоялой воды, разогретых камней, жарящегося чеснока и подгоревшей рыбы, разносившихся повсюду.
— Обед, — сказал капитан Кристи-Пальер, закрывая папку со смертными приговорами, литеры Е-Л. — Я, пожалуй, начну с бокала «Баньюльса» и анчоусов, горсти оливок — чёрных оливок; затем, наверное, попробую у Юбера рыбный суп, а после него — простого лангуста в пряном бульоне. Возможно, у него же gigot en croûte[26]: ягнёнок особенно хорош сейчас, когда тимьян в цвету. И больше ничего, только сыр, клубнику и какой-нибудь пустячок к кофе — блюдечко моего английского джема, например. Никаких ваших архитектурных блюд, Паноэ — моя печень не вынесет этого в такую жару, а у нас очень много работы, ведь «Аннибал» должен быть готов к выходу в море на следующей неделе. Ещё нужно заняться этими досье Дюмануара — скорей бы уж он вернулся. Надо было допросить этих мальтийцев утром — если мы хорошо пообедаем, то они, боюсь, могут избежать расстрела.
— Давайте под ягнёнка пить «Тавель», — предложил капитан Паноэ; он знал по опыту, что дальше могут последовать философские размышления — о пищеварении, виновности, Понтии Пилате, неприятной стороне допроса подозреваемых в шпионаже, мало подходящей для офицеров — если их вовремя не прервать. — Это…
— Вас хотят видеть два «ростбифа», мсье, — доложил вестовой.
— О, нет! — вскричал капитан Кристи-Пальер. — Только не сейчас, Боже упаси. Скажи им, что меня нет, Жанно. Может, вернусь часам к пяти. Кто они?