Доктор Рамис поджал губы и произнёс:
— С некоторыми оговорками рискну сказать, что, пожалуй, соглашусь. Впрочем, безо всяких обязательств с моей стороны.
— А теперь отправим нашего бравого матроса на берег, где ему приходится жить не настоящим, а будущим, с постоянными отсылками к будущему — все эти радости, блага, успехи, на которые надо надеяться и которых надо ждать; всё это предмет беспокойных мечтаний, нацеленных на следующий месяц, следующий год, или даже на следующее поколение; казначей больше не выдает одежды, и пищу не раздают в установленное время. И что же мы видим?
— Сифилис, пьянство, моральное разложение до скотского состояния, чрезмерное переедание: печень разрушается за десять дней.
— Именно, именно; но более того: мы находим — не ложные беременности, конечно, но всё кроме них. Тревожность, ипохондрия, общая неудовлетворённость, меланхолия, запоры и поносы — все болезни городского торговца в десятикратном размере. Есть у меня один весьма интересный пациент, который в море обладал просто богатырским здоровьем — любимец Гигиеи[34] — и это несмотря на всякого рода невоздержанность и самые неблагоприятные обстоятельства; а провёл совсем немного времени на земле, среди хозяйственных забот и матримониальных фантазий — заметьте, всё связанное с будущим — и мы имеем потерю веса в одиннадцать фунтов, задержку мочеиспускания, тёмный, плотный и недостаточный стул, непроходящую экзему.
— Что же, по-вашему, всё это следствие того, что у вашего пациента под ногами твёрдая земля? И только?
Стивен воздел руки вверх.
— Это всего лишь зародыш мысли, но я взращиваю его.
— Вы говорите про потерю веса. Но я нахожу, что и вы похудели. Даже нет, исхудали как труп, если позволите мне говорить с вами, как врач с врачом. У вас очень нездоровое дыхание; ваши волосы и два года тому назад были довольно слабыми, теперь же крайне поредели; частая отрыжка; глаза запали и потускнели. И дело не только в неосмотрительном употреблении вами табака — ядовитой субстанции, которую правительству следовало бы запретить — а также лауданума. Мне бы очень хотелось взглянуть на ваш стул.
— Взглянете, мой дорогой, взглянете. Однако сейчас я должен идти. Вы не забудете про мою настойку? Я прекращу её принимать, как только доберусь до Лериды, но до тех пор она мне необходима.
— Вы её получите. И ещё, — сказал доктор Рамис, прикрыв глаза. — Возможно, я одновременно отправлю вам записку первостепенной важности — но узнаю это только через несколько часов. В этом случае она будет зашифрована по третьей системе. Однако прошу вас, дайте мне проверить ваш пульс, пока вы не ушли. Слабый и прерывистый — как я и предполагал, друг мой.
«О чём это он?» — спрашивал себя Стивен, имея в виду не пульс, а возможное послание, и снова с некоторым сожалением подумал, насколько проще работать с обычными платными агентами. Их мотивы вполне ясны, они хранят верность лишь себе и своему кошельку. Совершенно честные люди сложнее — внезапная скрытность, переплетение противоречащих друг другу идеалов, особое чувство юмора — от всего этого он почувствовал себя старым и уставшим.
— А, Стивен, вот и ты наконец, — воскликнул Джек, мгновенно просыпаясь. — Я заговорился с Кристи-Пальером — надеюсь, ты не стал меня дожидаться?
Воспоминание о предмете их беседы всплыло у него в мозгу и уничтожило хорошее настроение; он немного помолчал, уставившись в пол, но затем взглянул на Стивена и с деланной бодростью произнёс:
— Знаешь, тебя чуть было не приняли за шпиона сегодня утром.
Стивен замер на полпути к столу в неестественной позе.
— Как я смеялся, когда Кристи-Пальер зачитывал твои приметы — ему было так неловко и он помрачнел, как туча, но я честью моей заверил его, что ты искал своих двухголовых орлов, и он вроде успокоился. Кстати, он обронил одно странное замечание: сказал, что на нашем месте отправился бы прямиком в Испанию, не заезжая на Поркероль.
— Так точно? Именно это и сказал? — кротко переспросил Стивен. — Спи дальше, дорогой. Я думаю, он бы даже улицу не пересёк, чтобы посмотреть на euphorbia praestans[35], не говоря уже о морском проливе. Мне необходимо написать несколько писем, но я тебя не побеспокою. Спи: впереди длинный день.
Несколько часов спустя Джек проснулся в сером предрассветном сумраке оттого, что кто-то тихо скрёбся в дверь. Его ещё затуманенный сном разум предположил, что это крыса в хлебной кладовой, но тело немедленно возразило против этого — во сне или наяву, его тело всегда знало, в море оно или нет, и всегда подсознательно отличало постоянные колебания моря от неестественной неподвижности суши. Он открыл глаза и увидел, как Стивен оторвался от своей трепещущей свечи, поднялся, открыл дверь и получил бутылку и сложенную записку. Он вернулся к столу, развернул записку, не спеша расшифровал её, сжёг оба листка бумаги на свечке и, не оборачиваясь, спросил: