Полчаса, и затем через просёлок в сторону Сен-Жан де Л’Альбер. Выше и выше; спустя час луна осветила раскинувшийся перед ними лес; и с восходом луны с испанских равнин повеяло дыханием сирокко, словно из открытой печи.
Всё выше и выше. За последним сараем дорога сузилась до ширины тропинки, и им пришлось идти гуськом; впереди, на расстоянии шага маячил огромный узел на спине Стивена — тёмная тень, не более, и Джек чувствовал, как где-то внутри разгорается что-то похожее на ненависть. Он увещевал себя: «Узел тяжёлый, пятьдесят-шестьдесят фунтов — все наши пожитки; ему тоже пришлось нелегко эти дни, и ни слова жалобы; ремни врезаются в спину и плечи, они стёрты в кровь». Однако несгибаемая решимость этой неясной фигуры, движущейся равномерно и непрерывно и как будто без усилий, всегда слишком быстро, не останавливаясь ни на секунду — и невозможность сохранить темп ходьбы, заставить себя одолеть ещё сотню ярдов, равно как и попросить остановиться передохнуть — затопила его рассудок, оставив лишь жгучее раздражение.
Тропа вилась меж огромных древних буков, стволы которых серебрились в лунном свете; порой она разветвлялась, иногда совсем пропадала из виду; наконец Стивен остановился. Джек натолкнулся на него и замер, он почувствовал, как чья-то рука крепко схватила его за шкуру: Стивен оттащил его в непроницаемую тень упавшего дерева. В шёпоте ветра он различил равномерное металлическое позвякивание и, как только понял, что это патруль, то тотчас же позабыл о спёртом воздухе в шкуре и о невыносимом состоянии собственного тела. Время от времени раздавались приглушённые голоса, покашливание, позвякивание чьего-то мушкета о пряжку ремня, и наконец в двадцати ярдах от них прошли солдаты, спускаясь вниз по горному склону.
Та же сильная рука потянула его за шкуру, и они опять оказались на тропе. Опять этот бесконечный подъём; иногда через русло ручья, засыпанное листьями, иногда по открытому склону горы, такому крутому, что приходилось карабкаться на четвереньках; и этот сирокко. «Неужто это всё наяву? — спрашивал он себя. — Неужели это никогда не кончится?»
Буки уступили место соснам: сосновые иголки под ногами, как же больно! Бесконечные сосны на бесконечной горе, их шумящие верхушки склонялись от ветра в сторону севера.
Фигура перед ним остановилась, бормоча «должно быть, где-то здесь… вторая развилка … тут была яма углежога… лиственница с вывернутыми корнями, а в полом стволе — пчёлы».
На секунду, растянувшуюся на неопределённое время, Джек закрыл глаза — передышка — а открыв их снова, увидел, что небо впереди стало светлеть. Луна позади них погружалась в дымку, заполнявшую покрытые мраком извилистые долины далеко внизу.
Сосны. Неожиданно сосны исчезли — несколько чахлых кустарников, вереск, открытое пространство. Они оказались у верхней кромки леса, отрезанной словно по линейке. Оба стояли, молча осматриваясь. Прошли две-три минуты, и Джек заметил движение точно с наветренной стороны от них. Склонившись к Стивену, он произнёс: «Собака?» Неужели солдатам пришло на ум привести собаку? Неудача, поражение — после всего, что было?
Стивен взял его голову в руки и прошептал прямо в мохнатое ухо: «Волк. Молодой… молодая волчица».
Стивен по-прежнему медлил, осматривая кусты и лишённые растительности камни слева направо, от края до края, прежде чем вышел и по низкой траве приблизился к камню, установленному на самой вершине склона, прямоугольному камню с нарисованным на нём красным крестом.
— Джек, — сказал он, проводя его мимо пограничного знака. — Добро пожаловать на мою землю. Мы в Испании. Там внизу — мой дом; мы дома. Давай-ка я сниму эту морду. Теперь ты можешь дышать свободно, мой бедный друг. Под вершиной холма, рядом с теми каштанами, есть два родника, где ты сможешь вымыться и снять шкуру. Не могу передать, как я обрадовался, увидев эту волчицу. Смотри, вот её помёт, довольно свежий. Вне всяких сомнений, здесь они метят территорию: как у всех псовых, у них есть регулярные…
Джек тяжело опустился на камень, хватая воздух широко раскрытым ртом, наполняя оголодавшие лёгкие. Вернулась другая действительность — не только всеобъемлющее страдание.
— Метят территорию, понятно.
Земля у его ног резко обрывалась — почти пропасть — двумя тысячами футов ниже в утреннем свете простиралась испанская Каталония. Прямо под ними на выступающей скале — можно камнем докинуть — замок с высокими башнями; отроги Пиренеев длинными пальцами охватывали равнину и тянулись к горизонту, насколько хватало глаз; вдалеке виднелись прямоугольные поля, зелёные виноградники; сверкающая река загибалась влево, в сторону бесконечного морского простора; залив Росас и мыс Креус на конце его северного берега — родные места; обжигающий ветер теперь доносил запах соли.