— Стивен, — позвал он немного погодя.
— Ну, как, дорогой мой? — сказал Стивен. — Как ты себя чувствуешь? Голова соображает?
— Неплохо, спасибо. Вроде бы цел.
— Я тоже так думаю. Конечности и грудная клетка не пострадали. Кома — это единственное, чего я боялся все эти дни. Ты упал в носовой люк. Тебе надо, пожалуй, попить альморавийской настойки. Эти собаки только половину её обнаружили.
— Нас захватили?
— Так точно, захватили. Наши потери — тридцать шесть убитыми и ранеными; и они взяли корабль. Обчистили нас безжалостно, просто до нитки обобрали, и первые несколько дней держали взаперти под палубой. Вот твоя настойка. Однако я извлёк картечную пулю из плеча капитана Дюмануара и позаботился об их раненых, и теперь нам милостиво позволили подниматься на палубу — подышать воздухом. Второй капитан, Азема — довольно любезный человек, бывший офицер королевского флота, и он запретил чрезмерные бесчинства, если не считать грабежа.
— Приватир есть приватир, — сказал Джек, пытаясь пожать плечами. — Но что с теми девушками? Мисс Лэмб, то есть?
— Они переодеты в мужское платье — в мальчиков. Только я не уверен, что их уловки кого-то ввели в заблуждение.
— Большая призовая команда? — спросил Джек, чьи мысли уже крутились вокруг возможности отбить корабль.
— Огромная, — сказал Стивен. — Сорок один. Офицеры Компании дали честное слово; некоторые ласкары подрядились на службу к французам за двойное жалованье, а все остальные — внизу, у них эта испанская инфлюэнца. Нас ведут в Ла-Корунью.
— Они же не думают всерьёз, что могут туда пройти, — сказал Джек. — Вход в Ла-Манш и всё море к западу от него кишат нашими крейсерами.
Говорил он уверенно; он знал, что в его словах есть немалая доля правды; но, хромая по квартердеку во вторник, когда Стивен позволил ему подняться на палубу, обозревал океан с чувством, близким к отчаянию. Огромный, пустой простор — только аккуратная «Беллона» неподалёку на ветре; ни паруса, ни самого маленького люггера на всём пространстве до любого горизонта; и после нескольких часов непрерывного наблюдения не было видно ни малейшей причины, по которой он мог бы появиться. Пусто; а где-то за горизонтом с подветренной стороны — испанский порт. Он вспомнил, как они когда-то возвращались из Вест-Индии на «Алерте» — шли по самому оживлённому морскому пути во всей Атлантике и не встретили ни одной живой души, пока не оказались в прибрежных водах в виду Лизарда[51].
Пополудни на палубу поднялся Пуллингс, бледный Пуллингс — у каждого борта по мисс Лэмб, которые поддерживали его. Джек его уже видел раньше (рана от картечи на бедре, от шпаги — в плече и два сломанных ребра), как и майора Хилла (внизу с инфлюэнцей) и всех прочих, кто был на попечении Стивена — но девушек он увидел в первый раз со дня сражения.
— Мои дорогие мисс Лэмб, — вскричал он, беря одну из них за свободную руку. — Надеюсь, с вами всё хорошо? Всё в порядке? — спрашивал он настойчиво, имея в виду «Над вами не слишком надругались?»
— Спасибо, сэр, — сказала мисс Лэмб, глядя на него задумчиво и как-то странно, будто совсем другая девушка. — У нас с сестрой всё превосходно.
— Мисс Лэмб, ваш самый преданный слуга, — сказал капитан Азема, приближаясь от правого борта и кланяясь. Это был крупный, темнолицый, широкий в плечах, плотный человек, уверенный — настоящий моряк, такие Джеку были по сердцу.
— Барышни под моей особой защитой, сэр, — сказал он. — Я убедил их носить просторные накидки, чтобы скрыть божественные формы, — он поцеловал кончики пальцев. — О неуважительном отношении к ним здесь не может быть и речи. Некоторые из моих людей в самом деле неотёсанные, грубые негодяи, даже буйные, как говорится; но даже помимо моей протекции все здесь как один испытывают глубокое уважение к таким героиням.
— А?.. — переспросил Джек.
— Ну да, сэр, — сказал Пуллингс, нежно привлекая к себе девушек. — Настоящие героини с железными нервами, носились как сумасшедшие — подтаскивали ядра, порох, фитили, когда у меня кремень вылетел, пыжи! Жанны д’Арк.
— Подносили порох? — воскликнул Джек. — Доктор Мэтьюрин говорил про штаны, или что-то в этом роде, но я…