— Вы подписывали контракт?
— Нет, сэр: это было то, что книготорговцы называют джентльменским соглашением.
— То есть никакой надежды?..
— Совершенно никакой. Я пытался, конечно, но за все мои старания меня просто выставили за дверь. Он разозлился на меня за то, что я его беспокоил, и порассказал всем прочим книготорговцам, что я стал слишком дерзким — последнее, что они готовы терпеть от литературного подёнщика. Он даже постарался, чтобы мой маленький безобидный перевод разнесли в «Литературном обозрении». Работы я больше не мог найти. Мои вещи забрали за долги, и мои кредиторы до меня тоже бы добрались, если бы я не наловчился от них ускользать.
— То есть вам известно, что такое судебные приставы, арест за долги, судебная процедура?
— Уж что-что, а это мне знакомо, сэр. Я родился в долговой тюрьме и провёл годы во Флите и Маршалси. Я написал «Основы сельского хозяйства» и «Программу образования молодых аристократов и мелкопоместных дворян» в Кингз Бенч[70].
— Будьте так добры, обрисуйте мне вкратце, каковы на сегодняшний день законы, касающиеся должников.
— Джек, — позвал Стивен. — Тебе на вахту.
— Что? Что? — Джек обладал морской привычкой урывать хотя бы часок сна, мгновенно засыпать и мгновенно просыпаться; но на этот раз он был очень, очень далеко — на борту семидесятичетырехпушечника у мыса Доброй Надежды, купался в тёплой как парное молоко фосфоресцирующей воде; а теперь он с глупым видом сидит на кровати и медленно возвращается к реальности: лорд Мелвилл, Куини, Каннинг, Диана.
— Что ты собираешься делать со своим призом? — спросил Стивен.
— А?.. Ах, с этим. Наверное, надо сдать его констеблю.
— Тогда его повесят.
— Конечно. Вот чёрт — нельзя, чтобы кто-то бродил по округе и отбирал кошельки, но и видеть его повешенным тоже не хочется. Может, его просто вышлют.
— Я тебе дам за него двенадцать шиллингов шесть пенсов.
— Ты собираешься его вскрыть? — Стивен часто покупал ещё тёплые трупы с виселиц. — А у тебя и в самом деле есть двенадцать шиллингов шесть пенсов? Нет-нет, я не возьму твоих денег — забирай его в подарок. Уступаю его тебе. Я чувствую запах кофе и поджаренного хлеба!
Он сидел, жуя стейк, и его светлые голубые глаза даже выкатились от сосредоточенности и мысленных усилий. Они пытались проникнуть в будущее, но случайно оказались на пленнике, который безмолвно и опасливо сидел на своём стуле, исподтишка почёсываясь и время от времени выражая жестами покорность. Джек заметил один из таких жестов и нахмурился.
— Вы, сэр! — заорал он своим мощным капитанским голосом, от которого сердце бедняги провалилось в пятки, а ищущая рука замерла. — Вы, сэр! Лучше съешьте-ка вот это, да поживей, — он разрезал лоснящийся кусок. — Я вас продал доктору, и теперь вы должны повиноваться его приказам, иначе вас сунут вниз головой в бочку и скинут за борт. Понятно, а?
— Да, сэр.
— Мне нужно идти, Стивен. Мы увидимся после полудня?
— Ещё не знаю, где буду: может, загляну на Сизинг-лейн, хотя до следующей недели это вряд ли имеет смысл.
Рывком во двор Адмиралтейства; приёмная, в ней с полдюжины знакомых — бессвязный разговор ни о чём, и он и прочие мыслями далеко отсюда; лестница, ведущая в кабинет Первого Лорда, и там на середине пролёта — прислонившийся к перилам беззвучно плачущий толстый офицер, его бледные обвисшие щёки мокры от слёз. С площадки на него молча смотрел морской пехотинец, а снизу — два ошалевших швейцара.
Лорд Мелвилл был очевидно выбит из колеи предыдущей беседой. Чтобы собраться с мыслями и вернуться к текущим делам, он некоторое время перелистывал бумаги, лежащие перед ним на столе. Затем сказал:
— Мне только что пришлось быть свидетелем такого выражения эмоций, которое совершенно уронило этого офицера в моих глазах. Я знаю, что вы высоко цените силу духа, капитан Обри, и что вас нельзя потрясти неприятными новостями.
— Надеюсь, я смогу вынести их, милорд.
— Поскольку я вынужден сообщить вам, что не могу произвести вас в пост-капитаны на основании дела с «Какафуэго». Я связан решением моего предшественника и не могу создавать прецедент. Таким образом, о судне пост-капитанского ранга речи не идёт; что же до шлюпов — их у нас в готовности восемьдесят девять, а коммандеров в списке — где-то четыреста.