Он уже ничего не хотел, а Марина стонала всё громче и всё размашистее становились её движения, а её пальцы всё крепче сжимались вокруг его ствола, уже выпустившего весь свой заряд. Она сгребла с корнем его яйца, бесцеремонно, бесчувственно, без оглядки, без нежности. Она как бы говорила ему:
— Ты хотел трахаться, да? Ты хотел меня трахнуть? Ты хотел меня изнасиловать? А вот я теперь изнасилую и трахну тебя! Тебя, кусок чужого мужского тела. Ты просто мясо, которое я съем. Это я поимею тебя. Я трахну тебя и выжму из тебя все твои соки, потому что я — самка, я —…изда живородящая, я — хищница, а ты овощ, ты — корнеплод. Ты ушлепок и обсос, случайно засунувший свой член в святая святых, в меня, в поисках развлечения. Ты идиот. Ты никто и зовут тебя никак. А я — царица ушлепков и обсосов, во главе с твоим Папочкой — первым ушлепком и обсосом в стране ушлепков и обсосов.
Геринг оцепенел от этого сексуального напора и энергии. Он привык быть манипулятором и привык владеть ситуацией, а тут ситуация явно вышла из-под его контроля. И ещё что-то ему мешало, даже если не брать во внимание общую абсурдность происходящего. Что-то кололо ему ягодицы. Он нащупал этот предмет и машинально поднёс его к лицу. Это был зуб. Его зуб.
7
Иван шёл по ночным улицам, его кот-псевдоморф шастал где-то рядом, лишь изредка показываясь ему на глаза. «Полевые испытания», — усмехнулся Иван. Ночной Кот выпущен в реальный мир, пробует его на вкус и запах. А также на цвет, поскольку его Кот видел цвета даже в темноте. И ещё на вшивость, хотя для этого пришлось дописывать большой кусок программы, кусок, отвечающий за проявление безрассудства в ситуации неопределённости.
Изредка Иван поглядывал на экран своего телефона, где специальная программка транслировала ему поле зрение его маленького кибер-хищника. Хорошо было уже, что его котик не видел больше ни обугленные трупы, скорчившиеся в позе боксёра, ни перекрученных адским огнём металлических конструкций среди дымящихся развалин, ни серого радиоактивного пепла, сыплющегося из пирокластических облаков. Однако эта картинка стояла у Ивана перед глазами, так, что он невольно держал экран телефона на некотором отдалении, как бы опасаясь вновь пережить тот шок, который он испытал недавно. Он грешил на графический процессор своего псевдоморфа, но смутные предчувствия некоторой неуловимой угрозы заставляли его держать себя в напряжении. Тут явно крылся какой-то подвох, причём подвох глобальный, неустранимый и неизбежный. Что-то вроде всемирного «капута», причиной которого станет неправильно поставленная запятая в расчётах физиков-ядерщиков.
Он постарался выбросить все эти мысли из головы и сосредоточиться на цели своей ночной прогулки. А цель была на все сто процентов удивительна, загадочна и таинственна. Эта цель была Даша. Их разговор по телефону заставлял его руки дрожать, а ноги его делались непослушными и слабыми, как будто его парализовывал животный страх или видение божественной славы.
Даша признавалась ему в любви, ему, кто в присутствии красивой девушки мог вообще потерять дар речи. Но самое поразительное для него было то, как он ей ответил, не задумываясь и не размышляя, на полном автомате. Он сказал ей:
— Родная, я по тебе соскучился.
И тут же понял, какую глупость он сморозил, но отчего-то не стал ни извиняться, ни превращать всё в шутку или розыгрыш. А дальше всё происходило в каком-то замедленном ритме, будто под водой. Он услышал:
— Давай бери там свои кости в охапку и шуруй ко мне!
— Уже иду! — ответил будто и не он, а кто другой, из другой жизни, из другого времени и пространства. — Вот только кота своего захвачу. Ты не против?
— Вечно ты со своим котом возишься! — усмехнулась она. — Ладно, иди уж скорее.
— Это не простой кот, — сказал он.
— Я знаю, — ответила она. — Это же Ночной Кот!
И отключилась. И теперь он шёл к ней, не понимая ровным счётом ничего. А его кот стремительной тенью носился вокруг него, своим безрассудством побеждая глобальную неопределённость.
8
Улицы были плохо освещены, пятничный вечер закончился, и город снова жёстко экономил электроэнергию. Редко попадавшиеся прохожие выглядели угрюмыми и подавленными, что не удивительно, учитывая градус веселья накануне вечером. К тому же многие из них шли на свою мерзкую работу ночных клерков и менагеров, работу, которую они выполняли в неосвещённых своих офисах и конторах.