Это чистейшей воды упрямство - действовать исключительно в узкопартийных интересах вопреки призывам к межпартийному сотрудничеству. Многие политологи давно мечтали, чтобы американские политические партии хоть немного напоминали европейские -приобрели идеологическую чистоту и строгую дисциплину. И это произошло - в каждой партии сейчас все меньше и меньше умеренных, поэтому мы в тупике. Парламентские системы Европы прекрасно уживаются с партизанскими партиями. В европейских странах исполнительная ветвь власти всегда контролирует законодательную, поэтому партия власти может с легкостью осуществлять свои планы. Британский премьер-министр не нуждается в какой-либо поддержке оппозиционной партии, в его распоряжении по определению правящее большинство. Американская система, напротив, -система общей власти, перекрестных функций, сдержек и противовесов. Прогресс требует широкой коалиции между двумя партиями и политиками, которые готовы выступить против своей партии. Вот почему Джеймс Мэдисон не доверял ни политическим партиям, ни разного рода «фракциям» и видел в них смертельную опасность для молодой американской республики.
Я понимаю, что все эти жалобы звучат очень возвышенно и сентиментально. И я знаю, что отвратительная партийная предвзятость существует в Америке давно, была она даже во времена Мэдисона. Но было также много примеров межпартийного сотрудничества, особенно в последнем столетии. Реагируя на политическую ожесточенность конца XIX века - тогда в последний раз две избирательные кампании подряд, два кандидата имели равные шансы на победу, - лидеры Америки пытались создать силы, которые обеспечили бы появление надежного и решительного правительства. Роберт Брукингс основал в 1916 году Брукингский институт в Вашингтоне, потому что хотел иметь организацию, которая была бы «свободна от любых политических или финансовых интересов... которая собирала бы и истолковывала фундаментальные экономические факты и предъявляла бы их стране в понятной форме». Учрежденный через пять лет Совет по международным отношениям также сознательно действовал наперекор партийным линиям. Первый редактор выходящего под его эгидой журнала Foreign Affairs заявил своему заместителю, что если одного из них публично уличат в том, что он демократ, другой должен немедленно начать кампанию в поддержку республиканцев. Сравните это с учрежденным намного позже «мозговым центром», консервативным Фондом наследия, чей бывший старший вице-президент Бертон Пайнз признался: «Наша задача -обеспечивать консерваторов, отвечающих за принятие политических решений, аргументами для поддержки нашей позиции».
Проблема в том, что прогресс в решении любой серьезной проблемы - в здравоохранении, социальном страховании, налоговой реформе - потребует компромисса со стороны обеих партий. Во внешней политике, идет ли речь об Ираке или Иране, Северной Корее или Китае, чтобы выстроить верный стратегический курс, необходимо будет добиться значительной поддержки от обеих партий на долгое время. А это в высшей степени маловероятно. Тех, кто отстаивает взвешенные решения и компромиссные законопроекты, партийное руководство изолирует. Лоббистские группировки перекрывают им доступ к фондам. Их постоянно атакуют на телевидении и радио. Система создает мощные стимулы, чтобы вы придерживались жесткой позиции и убеждали свою команду в том, что никогда не склоните голову перед врагом. Это прекрасно для пополнения фондов, но ужасно для правительства.
Соединенные Штаты переживают испытание, которое в некотором смысле прямо противоположно тому, с которым столкнулась Британия в 1900 году. Экономическая сила Британии убывала, однако стране удалось сохранить огромное политическое влияние на весь мир. Американская экономика и американское общество, напротив, способны отвечать на экономическое давление и конкуренцию. Страна может корректировать свои силы, приспосабливаться и продолжать трудиться. Настоящее испытание для Соединенных Штатов -политическое, и это не столько испытание для Америки, сколько для Вашингтона. Сможет Вашингтон адаптироваться к миру, в котором «остальные» занимают уже более высокие позиции? Сможет он отреагировать на изменения, происходящие в структуре экономической и политической власти? Во внешней политике эта задача еще более сложная, чем во внутренней. Сумеет ли Вашингтон по-настоящему вписаться в мир с множеством голосов и точек зрения? Сможет он преуспевать в мире, в котором не сможет доминировать?