Дверь открыл слуга, который вполне мог сойти за персонаж пьесы Тоби. Он стоял в дверях, вежливый, но неприступный — заграждение на дороге в облике человека.
— Мистер Таллис не принимает до завтрака, — сказал он в ответ на вопрос Гранта. — По утрам он работает. Прессе назначено на два часа, — и повел рукой к двери.
— Разве я похож на репортера? — резко спросил Грант.
— Да нет… сэр, не сказал бы.
— А вам не полагается иметь такой вот маленький подносик? — осведомился Грант неожиданно вкрадчивым тоном.
Слуга покорно повернулся и взял со старинного поставца серебряный поднос для визитных карточек.
Грант положил на поднос свою визитную карточку и сказал:
— Засвидетельствуйте мое почтение мистеру Таллису и скажите ему, что я буду благодарен, если он уделит мне три минуты своего времени.
— Конечно, сэр, — сказал слуга, старательно отводя глаза от карточки. — Проходите, пожалуйста, в холл. Я сию минуту вернусь.
Он скрылся в глубине дома; из приотворенной двери одной из комнат на миг вырвались звуки оживленной беседы, мало похожей на деловой разговор. Слуга сразу же вернулся.
— Пожалуйте, инспектор Грант, будьте любезны. Вот сюда, прошу вас. Мистер Таллис будет очень рад видеть вас.
Комната в задней части дома выходила окнами в большой сад, отлого спускавшийся к реке. Это был совершенно иной мир, не имевший ничего общего с деревенской улицей, по которой он только что шел. Грант вошел в гостиную, обставленную великолепной мебелью — подобных «предметов» ему еще никогда не приходилось видеть за стенами музеев. Тоби в каком-то удивительном халате сидел за столом, сверкавшим серебром кофейного сервиза; а за его спиной, переминаясь с ноги на ногу, стоял зеленый юнец в безукоризненном костюме, с блокнотом в руке. Судя по нетронутому виду блокнота, он служил скорее эмблемой его деятельности, нежели орудием труда.
— Вы скромны, инспектор, — сказал Тоби, поздоровавшись.
— Скромен?
— Три минутки! Даже репортеры запрашивают десять.
Сказано это было в качестве комплимента Гранту, а прозвучало как напоминание о том, что Тоби приходится давать интервью чаще, чем кому бы то ни было в англоязычном мире, и что его время на вес золота. Как всегда, все, что ни делал Тоби, получалось чуть-чуть невпопад.
Он представил молодого человека — своего секретаря Джайласа Верлена — и предложил Гранту чашку кофе. Грант сказал, что для него это одновременно и рано и поздно, но что, ради Бога, пусть мистер Таллис продолжает свой завтрак. Что Тоби и сделал.
— Я веду следствие в связи с исчезновением Лесли Сирла, — сказал Грант. — И это, как я опасаюсь, может доставить некоторое беспокойство людям, имевшим к нему чисто случайное отношение. Мы должны просить всех обитателей Сэлкота, встречавшихся с Сирлом, дать подробный отчет о том, как они провели вечер среды, по возможности точно указывая время.
— Вы предлагаете мне счастливейшую возможность, инспектор, о которой я и не мечтал. Мне всегда ужасно хотелось, чтобы меня спросили, что я делал в пятницу тринадцатого в девять часов пополудни, но я даже надеяться не смел, что это может случиться со мной на самом деле.
— Теперь, когда это случилось, я надеюсь, ваше алиби будет действительно бесспорным.
— В нем, по крайней мере, есть прелесть простоты. Мы с Джайласом провели несколько часов того чудесного вечера, обсуждая действие второе, явление первое. Достаточно прозаично, инспектор, но никуда не денешься. Я человек деловой.
Грант перевел взгляд с делового человека на Джайласа и решил, что на теперешней стадии своего апостольства молодой человек, чтобы угодить Тоби, по всей вероятности, признался бы и в убийстве. Что уж там говорить о таком пустяке, как подтверждение алиби.
— И мистер Верлен, конечно, готов это подтвердить? — спросил Грант.