Она открыла буфет и, отлично изображая мальчишек, торгующих с лотков на вокзалах, начала перечислять: драмбуи, бенедиктин, стрега, гран-Марнье, болз, шартрез, сливовица, арманьяк, коньяк, ракия, кюммель, всевозможные сиропы французского производства, несказанно сладкие, и, наконец, творение рук миссис Трапп — крепкий имбирный напиток!
— Ты что, задалась целью выведать служебные тайны следственного отдела Ярда?
— Нет, дорогой, я воздаю должное ценителю тонких вин. Ты — один из немногих моих знакомых, который может считать себя таковым.
Она поставила на поднос бутылку шартреза и ликерные рюмочки и устроилась поудобнее на кушетке, вытянув длинные ноги.
— А теперь расскажи мне.
— Но мне нечего рассказать, — возразил он.
— Я не о том. Я хочу, чтобы ты поговорил со мной. Вообрази, что я твоя жена — от чего упаси нас Бог, — и просто отнесись ко мне как к своей аудитории. Например, не думаешь же ты, что этот болван Уолтер Уитмор мог когда-нибудь так распалиться, чтобы ахнуть Сирла по голове? Ведь не думаешь?
— Нет, пожалуй! Сержант Уильямс уверен, что это не тот человек. Такой своего добивается тихой сапой, и я с ним согласен.
— Как добивается?
Грант объяснил, и Марта сказала:
— Твой сержант Уильямс совершенно прав. И вообще Уолтера давно пора снять с программы.
— Если он в своих действиях не отчитается, это скорей всего произойдет автоматически.
— Да, этому болвану сейчас не позавидуешь. Сплетни в маленькой деревушке бьют наповал. Да, кстати, кто-нибудь отозвался на ваш призыв? Я слышала его в час дня.
— Нет, во всяком случае, когда я без четверти семь разговаривал с Ярдом, еще ничего не поступало. Я дал им твой номер и просил в течение ближайших двух часов звонить сюда. Надеюсь, ты не возражаешь?
— А почему вы решили, что кто-то мог подвезти Сирла?
— Потому что, если его нет в реке, значит, он шел в обратном от нее направлении.
— Сам по себе? Но это было бы с его стороны более чем странно.
— Он мог страдать потерей памяти. Вообще существует пять версий.
— Пять?
— В среду вечером Сирл ушел по той дорожке вполне здоровый и трезвый, и с тех пор его никто не видел. Первая версия — он нечаянно упал в воду и утонул; вторая — был убит и сброшен в реку; третья — по какой-то одному ему известной причине решил уйти оттуда; четвертая — убрел куда-то, забыв, кто он и куда идет; пятая — его похитили.
— Похитили?
— Мы ведь ничего не знаем о его жизни в Америке. Этого нельзя не учитывать. Допускаю, что он мог приехать сюда, чтобы на какое-то время исчезнуть из Соединенных Штатов. Это — если повезет — мы узнаем, когда получим сообщение с Тихоокеанского побережья. Скажи мне, что ты думаешь о Сирле?
— В каком смысле?
— Ну, например, не показалось ли тебе, что это любитель каких-то странных мистификаций?
— Вот уж нет!
— Так! То же говорит и Лиз Гарроуби. По ее мнению, он не нашел бы в мистификации ничего смешного. А как ты думаешь, Лиз Гарроуби произвела на него сильное впечатление? Ты ведь недавно обедала у них?
— Достаточное, чтобы заставить Уолтера не на шутку заревновать.
— Да ну?
— Лесли и Лиз отлично спелись. Они очень подходили друг другу. Чего никак не скажешь про Уолтера с Лиз. Не думаю, чтобы Уолтер понимал Лиз, и в то же время мне кажется, что Лесли Сирл понимал ее прекрасно.
— Он понравился тебе при первом знакомстве? Ты ведь в тот вечер увела его с собой после обеда?
— Да! На оба вопроса отвечаю утвердительно. Он мне понравился, но с некоторой оговоркой.
— То есть?
— Как бы это тебе объяснить… Я от него глаз не могла отвести. Мне он казался каким-то… ненастоящим.
— Ты хочешь сказать, что подметила в нем какую-то фальшь?
— Не в общепринятом смысле. Ясно было, что он тот, за кого себя выдает. Во всяком случае, как ты, вероятно, знаешь, мисс Истон-Диксон засвидетельствовала это.
— Да, я разговаривал сегодня о нем с мисс Истон-Диксон. Его фотография, которую она мне показала, может оказаться очень полезной. О чем вы с Сирлом разговаривали в тот вечер, когда он провожал тебя домой?
— О всякой всячине. О людях, которых он фотографировал. Об общих знакомых. О тех, с кем он хотел бы познакомиться. Мы долго дружно восхищались Дэнни Мински и так же долго яростно спорили о Маргрит Мерриам. Как и все остальные, он считает, что Маргрит гениальна, и слова против слышать не желает. Я так рассердилась, что сообщила ему несколько горьких истин относительно нее. Мне было стыдно потом. Гадко ломать детские игрушки.