— Почему? Ты что, видела его?
— Нет. Но это как раз в его духе. Он по-прежнему одержим мечтой вернуться на сцену. До этой истории с Лесли Сирлом он хотел вернуться, чтобы порадовать Тоби; теперь он хочет «доказать» Тоби.
— Откуда у тебя все эти секретные данные?
— Играя двадцать пять лет на сцене, я ведь руководствовалась не только режиссерскими указаниями.
Грант посмотрел на нее, элегантную и красивую, освещенную живым огнем горящего камина, и подумал, в каких только ролях не повидал ее за эти годы: куртизанок и обиженных жизнью старух, карьеристок и робких, безответных жен. Это правда, что актеры обладают даром постижения — им понятны человеческие побуждения, недоступные пониманию обыкновенных людей. И дело тут вовсе не в интеллекте и не в образовании. Если говорить об уровне развития, то Марта не пошла дальше одиннадцатилетнего подростка средних способностей; внимание ее автоматически отключалось, стоило ей столкнуться с чем-то, что не входило в круг ее непосредственных интересов, результатом чего явилось прямо-таки детское невежество. Ему случалось наблюдать подобное в медицинских сестрах и у переутомленных практикующих врачей. Однако стоило ей ощутить в руках рукопись пьесы, как из некоего данного ей от Бога запаса знаний она начинала выстраивать задуманный автором характер.
— Если допустить, что это действительно убийство, — сказал он, — и основываясь исключительно на внешних данных участников заезда и формы, в которой они на данный момент находятся, скажи — на кого бы ты поставила?
Она ненадолго задумалась, вертя в пальцах пустую ликерную рюмку и ловя ею отблески догорающего камина.
— На Эмму Гарроуби, наверное, — ответила Марта наконец. — Могла бы Эмма сделать это? Я хочу сказать, имела ли она на то физическую возможность?
— Безусловно. В среду вечером она распрощалась с мисс Истон-Диксон на развилке дорог и с тех пор имела полную свободу действий. Никто не знает, когда она вернулась в Триммингс. Остальные пошли спать, вернее, разошлись по своим комнатам. Запирает же парадную дверь миссис Гарроуби сама.
— Да! Времени достаточно. От Триммингса до речной извилины не так уж далеко. Интересно, как выглядели Эммины туфли в четверг утром? Или она чистит их сама?
— Можешь быть уверена, что, если б на них оставались малейшие следы подозрительной глины, она отчистила бы их сама. Но почему твой выбор пал на Эмму Гарроуби?
— Видишь ли, я считаю, что убивает обычно человек, страдающий мономанией. Или тот, кем завладела вдруг одна-единственная идея. Пока у тебя есть много разнообразных интересов, ты не способен сосредоточиться ни на одной из них настолько, чтобы пойти на убийство. Вот когда ты ставишь все на одну карту или когда тебе просто не на что больше поставить, тогда ты теряешь чувство меры. Достаточно ли ясно я выражаюсь, инспектор Грант?
— Вполне.
— Отлично. Выпей еще шартреза. Так вот, из всех тех, на кого может пасть подозрение, Эмма кажется мне наиболее сосредоточенной. Серж, например, может сосредоточиться только на чем-то заинтересовавшем его сию минуту. Он постоянно затевает бурные ссоры, но еще никогда не проявлял намерения кого-то убить. Максимум, на что он способен, это запустить в человека тем, что под руку подвернется.
— Если, конечно, у него нет плетки, — заметил Грант и рассказал ей о своем разговоре с Сержем. — А как насчет Уикли?
— Если исходить из спортивной формы — я пользуюсь твоей великолепной метафорой, — Сайлас отстает от Эммы всего на полголовы, но все-таки отстает. У Сайласа есть успех, у него есть семья, книги, которые он собирается написать в будущем (пусть это будут всего лишь его прежние мотивы, спетые на новый лад). В отличие от Эммы интерес Сайласа не направлен в определенное русло. Сайласу могло бы прийти в голову прикончить Лесли разве что в припадке безумия или возненавидев его за что-то. Это относится и к Тоби. Жизнь Тоби — это сплошные блестки и минуты. Тоби никогда не решился бы убить кого-то. Как я уже говорила, у него есть много других способов рассчитаться с кем надо. Но вот Эмма… У Эммы нет ничего, кроме Лиз.
Она снова задумалась, и Грант не стал нарушать молчание.
— Ты бы видел Эмму в тот момент, когда Уолтер и Лиз объявили о своей помолвке, — сказала она наконец, — она прямо засияла вся. Стала похожа на ходячую рождественскую елку. Она всегда мечтала об этом, и, вопреки всему, мечта сбылась. Уолтер, знавший всех красивых умных женщин нашего времени, вдруг влюбился в Лиз, и они решили пожениться. Со временем Уолтер унаследует Триммингс и состояние Лавинии, и, если даже публика потеряет к нему интерес, все равно они будут жить в достатке до конца своих дней. Одним словом, волшебная сказка стала былью. Она ног под собой от радости не чуяла. И тут явился Лесли.