— Что, например, сэр?
— Ну, так сразу я не могу сказать, но их должны быть десятки.
— В других его чемоданах оставалось много места, он мог бы уложить туда все, что душе угодно. Следовательно, это не предмет одежды или личного пользования. Какая бы вещь ни лежала в жестяном сундучке, она была положена специально туда, где никто, кроме него, не стал бы рыться.
Эти слова привлекли внимание Брайса.
— Теперь вещь эта исчезла. Никакого определенного значения для данного дела она не представляет. Возможно, вообще не имеет никакого значения. Просто некая странность, перестать думать о которой я тем не менее не могу.
— Как по-вашему, что ему понадобилось в Триммингсе? Хотел кого-то шантажировать? — наконец-то с интересом спросил Брайс.
— Не знаю. Я как-то не подумал о возможности шантажа.
— Что могло лежать в ящике такое, за что можно получить деньги? По размеру не письма. Может, документы? Сверток документов.
— Не знаю. Да, возможно. Против шантажа говорит то, что он производил впечатление богатого человека.
— Шантажисты, как правило, богаты.
— Все это так, но Сирл имел профессию, приносившую ему прекрасный доход. Только очень жадный человек мог позариться на что-то еще. А он не произвел на меня впечатления жадюги.
— Ну что вы, Грант, прямо как маленький. Сосредоточьтесь и вспомните шантажистов, с которыми вам приходилось иметь дело, — и, увидев, что попал в точку, сухо сказал: — Вот именно! — и продолжал: — Как по-вашему, кто в Триммингсе мог быть объектом шантажа? Может быть, у миссис Гарроуби было что-то в прошлом, как вы думаете?
— Возможно, — сказал Грант, пытаясь представить себе Эмму Гарроуби в этом новом свете. — Да, мне кажется, это вполне возможно.
— Что ж, значит, выбор не так уж велик. Не думаю, чтобы Лавиния Фитч когда-либо вела разгульный образ жизни.
Грант представил себе милую заботливую мисс Фитч, копну волос, из которой торчали карандаши, и улыбнулся.
— Так что, как видите, выбор действительно невелик. Я полагаю, что если он действительно намеревался кого-то шантажировать, то это могла быть только миссис Гарроуби. Значит, вы считаете, что причина убийства Сирла не имеет никакого отношения к Лиз Гарроуби, — и, поскольку Грант сразу не ответил, прибавил: — Вы ведь верите, что он был убит, разве нет?
— Нет!
— Нет?
— Я не верю, что он мертв.
Наступило молчание. Затем Брайс перегнулся через стол и, проявляя удивительную выдержку, сказал:
— Послушайте, Грант. Интуиция интуицией. И вам не возбраняется иметь некоторую долю ее, но, когда вы следуете ей, и только ей, — это уж слишком. Ради всего святого, сократитесь немного. Вчера вы целый день тралили реку, стараясь найти утопленника, а теперь имеете нахальство сказать мне, что, по-вашему мнению, он вовсе и не утонул. Куда ж, по-вашему, он девался? Ушел куда-то босиком? Или уковылял, притворяясь одноногим калекой, опираясь на костыли, которые наскоро смастерил из дубовых сучьев? Как по-вашему, куда он направился? На что он собирался жить? Честное слово, Грант, вам пора в отпуск. Почему, скажите мне, ну почему эта мысль взбрела вам в голову? Как мог вышколенный мозг детектива мгновенно переключиться с ясных, не имеющих иного толкования обстоятельств дела «пропал без вести, по всем данным утонул» на какую-то дикую фантазию, не имеющую к делу никакого отношения?
Грант молчал.
— Но послушайте, Грант. Я вовсе не с подковыркой говорю. Я действительно хочу знать. Почему, найдя в реке ботинок человека, вы могли решить, что он вовсе не утонул? Как же тогда ботинок очутился в реке?
— Если бы я это знал, сэр, мне не надо было бы ломать голову.
— У Сирла была с собой вторая пара ботинок?
— Нет, только те, что на нем.
— Один из которых вы нашли в реке?
— Да, сэр.
— И вы все-таки думаете, что он не утонул?
— Да.
Снова наступило молчание.
— Не знаю, что меня больше восхищает, Грант, ваше хладнокровие или ваше творческое воображение.
Грант ничего не ответил. А что можно было сказать на это? Он с горечью подумал, что и так сказал слишком много.
— Есть у вас какое-нибудь — пусть сумасбродное — предположение, как могло случиться, что он жив?
— Одно предположение у меня есть. Его могли похитить, а ботинок швырнуть в реку в доказательство того, что он утонул.
Брайс разглядывал его с подчеркнутой почтительностью.
— Вы ошиблись, определяя свое призвание, Грант. Вы прекрасный детектив, но как автор детективных романов вы сделали бы состояние.