Сначала я не поняла, о чем он говорит, потому что подумала о своем первом муже, и никак не могла взять в толк, какая может быть защита, если он находится сейчас в Советском Союзе. Потом поняла, что полковник говорит о Дьяволе, и теперь уже у меня в голове все окончательно перепуталось. Хаос, царивший до сотворения мира, ни в какое сравнение не шел с хаосом, царившим сейчас в моем мозгу. Я молча смотрела на полковника. Наконец из хаоса вынырнула одна относительно четкая мысль. И я спросила — резко и агрессивно:
— А вы знаете о Мадлен?
— О какой Мадлен? — так же резко спросил полковник, а его веселые глаза сразу стали внимательными и зоркими.
Я глубоко вздохнула. Вот сейчас я должна покончить со всеми сомнениями. Хаос малость улегся.
— Пан полковник, — спокойно начала я, — вы знаете всю аферу, и вы убедились, что я умею молчать. Об этом свидетельствует факт, что я жива. У меня есть своя точка зрения на случившееся со мной, в моем распоряжении факты, и я делаю из них свои выводы. Полгода пребываю я в шкуре затравленного зверя, и мне просто необходимо немного покоя. Умоляю вас, во имя всего святого, скажите мне, что вы знаете о Мадлен, а я клянусь вам, что никому об этом не скажу. Вы знаете о Мадлен?
— А кто такая Мадлен?
Сдвинув брови, полковник внимательно и серьезно смотрел на меня, и я поняла, что он меня не обманывает. Он действительно не знал о ней.
— Прежде чем я расскажу о Мадлен, я хочу сказать вот что. Если вы действительно о ней ничего не знаете, значит, вас тоже водят за нос, и дело обстоит очень нехорошо. Подумайте, прошу вас, постарайтесь вспомнить. Я понимаю, существуют служебные тайны, но ведь я вас не спрашиваю, что вы о ней знаете, я спрашиваю, знаете ли вы вообще о ее существовании?
Говоря это, я подумала, что, может быть, напрасно морочу голову человеку, что та женщина вовсе не Мадлен, а какое-нибудь очередное увлечение, и она просто могла покраситься и стать платиновой блондинкой. Но ведь полковник, зная аферу, должен знать и о Мадлен, о том, что меня перепутали с ней и что с этого все и началось… И Дьявол не сказал мне, что сотрудничает с нашей милицией… И Интерпол должен интересоваться гангстерами, а не деньгами…
— Нет, — сказал полковник, подумав. — Ни о какой Мадлен я ничего не знаю. Говорю вам чистую правду, и никакой служебной тайны в этом нет. Кто она?
— Ну, тогда все пропало, — с горечью промолвила я. — Опять я одна против всего света. Конечно, вы поверите ему, а не мне. Правду знают сотрудники Интерпола, но их здесь нет. А впрочем, может, они тоже не знают, может, ее никто не знает. И во всем мире не найдется для меня безопасного места!
— Ну что вы так сгущаете краски, — сказал полковник, тронутый моим отчаянием. — Скажите, кто такая Мадлен и почему это вас так огорчает?
— Хорошо. Я сообщу вам только факты. Конечно, мои выводы из них могут быть ошибочны, но вам придется затратить много усилий, чтобы убедить меня в этом. Факт первый: покойник явился в игорный дом, чтобы передать сведения женщине по имени Мадлен, платиновой блондинке с темными глазами. В зале было довольно темно, а он умирал. У меня на голове был платиновый парик, цвет глаз — сами видите какой, а потом я узнала, что он ее лично не знал. Такова одна сторона медали…
Я остановилась, ожидая вопросов. Поскольку они не последовали, я продолжала:
— Факт второй: вернувшись в Польшу, я узнала, что в обществе моего, как вы любезно изволили выразиться, супруга видели платиновую блондинку с темными глазами, настолько похожую на меня, что моя лучшая подруга была уверена, будто это я. Было это за месяц до моего возвращения. Один мой знакомый видел эту самую блондинку в сером «опеле» и даже поклонился ей, будучи уверен, что это я. Это было уже после моего возвращения. Второй мой знакомый сообщил мне, что не только видел меня, но и что я разговаривала по-немецки. Думаю, излишне здесь упоминать о том, что «опеля» у меня нет, что я не говорю по-немецки и что тогда меня не было в Польше.
— Это все?
— Нет. Факт третий: вышеупомянутый супруг чуть ли не с первой минуты расспрашивает меня о месте, где спрятан клад. Даже попытался меня подпоить. В процессе спаивания я попала под перекрестный огонь его вопросов. В качестве вспомогательного орудия пустил в ход атлас. Факт четвертый: он один знал о том, как и когда я вернусь в Польшу. Все остальные были убеждены, что я возвращаюсь через Копенгаген. Возле самой границы на автостраде меня ожидал автомобиль, который попытался меня задержать. Обратите внимание, ехала я очень быстро и без остановок.
— И каковы ваши выводы? — спросил полковник, потому что я опять остановилась.