Эми собралась в дорогу за считанные минуты. Она оказалась не из той породы женщин, которые убеждены, будто повсюду следует таскать с собой полный гардероб, включая вечерние туалеты. В небольшую спортивную сумку она побросала кое-что из одежды и белья — в точности так укладывает вещи мужчина. С той лишь разницей, что бельишко было воздушным и куда более волнующим. Затем Эми скрылась в соседней комнате и на сей раз возилась подольше. Все ясно: она достает запрятанные деньги или чековую книжку. Допив остатки виски, я вертел в руках порожний бокал и ждал, когда она выйдет. Эми выглядела хрупкой, но решительно настроенной. Она переоделась в другую блузку и набросила поверх легкий жакетик.
— Можем идти, — она стояла передо мной, полная готовности.
— Есть в доме другой выход?
— Есть. Но ключ от него хранится у привратника.
Я не дал себе труда хотя бы пожать плечами. Или малый этот укладывается в категорию двадцатидолларовых взяточников, или я понапрасну оттрубил десять лет на сыщицкой работе и совершенно не разбираюсь в людях.
Я пошел вперед. Мне не пришлось разочароваться в своем знании людской психологии. К тому моменту, как Эми спустилась вниз, другая дверь из подъезда была уже отперта.
Мы вышли. Не в какой-то глухой переулок, куда обычно ведет запасной или черный ход, а на центральную магистраль, такую широкую, что спортивной бегунье — улитке понадобилась бы целая жизнь, чтобы пересечь ее. При условии, что до побития рекорда улитку не задавит машиной. У оживленной магистрали был, пожалуй, один недостаток по сравнению с глухим переулком. Здесь мельтешило и сновало такое множество разного люда, что, если кто-то и следил за выходом, у нас не было никакой возможности засечь наблюдателя. Правда, имелось и преимущество: если ловко смешаться с толпой, никакой наблюдатель тебя не найдет. Я проделал рутинные меры предосторожности: войти в большой универсальный магазин и тотчас выйти с другого хода, сесть в автобус и выскочить на следующей остановке, несколько раз неожиданно обернуться и так далее, сами знаете.
Слежки я не заметил, и прокручивать всю эту программу, вероятно, было излишне. Эми послушно вышагивала рядом. Мы сели в автобус и уехали на другой конец города. Там я перво-наперво повел свою спутницу в лавку дешевых, подержанных вещей. Продавщица — брюнетка с горделивым выражением лица, красавица испанского типа — одета была весьма живописно: пестрая юбка, красная блузка, на стройных, мускулистых ногах — туфли с высоким каблуком. Эми скроила недовольную гримасу, увидя, что я внимательно приглядываюсь к женщине. Проигнорировав ее недовольство, я обратился к продавщице и попросил подобрать для мисс такой же костюм, как на ней. Брюнетка не выразила ни малейшего удивления, надо полагать, она пребывала в убеждении, что это самый элегантный туалет, какой только может быть, а я всего лишь укрепил в ней эту уверенность. Эми с нескрываемым отвращением воззрилась на охапку ярчайших тряпок у меня в руках. Я указал на примерочную кабину.
— Переоденьтесь.
Она хотела было возразить, но затем, передумав, скрылась за занавеской. Красотка заговорщицки подмигнула мне.
— Она очень мила, но на редкость бесцветно одевается. Вы правильно сделали, что решили приодеть ее, сеньор. Подобрать еще что-нибудь?
Я отрицательно покачал головой и так же сообщнически подмигнул ей в ответ. Тут из примерочной вышла Эми; продавщица ахнула, а я застыл от удивления.
В кабину вошла хорошенькая девушка, а вышла женщина сногсшибательной красоты. Перехваченная широким поясом талия казалась осиной, груди под облегающей блузкой вздернулись кверху и точно бы выросли вдвое, подол длинной юбки она с одного бока завязала узлом, чтобы открыть глазу крепкие, длинные ноги, и — смею вас заверить — там было на что посмотреть. Волосы она подобрала кверху и заколола, накрасила губы, подвела глаза. Словом, это была совсем другая девушка, а именно этого я и добивался.
Я расплатился, и мы рука об руку выпорхнули на улицу.