По прочно укоренившейся полицейской привычке мотать все на ус, он скользнул взглядом по разделяющей их толпе но ничего достойного внимания не обнаружил. Обычное сборище. Весьма процветающая фирма «Росс и Кромарти» торжественно отмечала выход в свет двадцать первой книги Лавинии Фитч, и, поскольку фирма процветала главным образом стараниями Лавинии, вино лилось рекой и гости были блистательны — то есть блистательны в том смысле, что были очень дорого одеты и хорошо известны. Те, кто блистал своими достижениями, не участвовали в торжествах по случаю появления на свет «Любовника Морин» и не пили хереса за счет господ «Росс и Кромарти». Даже Марта, неизбежное украшение подобных мероприятий, присутствовала тут исключительно в силу того, что в деревне жила с Лавинией по соседству. А Марта, как всегда шикарная в черном с белым туалете, как всегда чем-то недовольная, единственная из всех присутствовавших имела основания считаться знаменитостью.
Разве что неизвестный молодой человек имел кое-что за душой, помимо приятной внешности. Интересно, чем он занимается, подумал Грант. Может, актер? Но актер не стал бы с растерянным видом жаться в сторонке. Да и то, как он, словно бы между прочим, упомянул свой мегафон, и отчужденный взгляд, которым обвел собравшихся, казалось, изолировали его от прочей публики. Неужто эти скульптурные скулы, думал Грант, пропадают ни за грош в какой-нибудь биржевой конторе? А может, просто в рассеянном свете дорогих ламп и прямой, хорошо очерченный нос, и прямые белокурые волосы выглядели особенно хорошо и при свете дня молодой человек вовсе не столь хорош собой?
— Не скажете ли вы мне, — спросил молодой человек, по-прежнему не повышая голоса, чтобы перекричать толпу, — кто здесь мисс Лавиния Фитч?
Лавиния была маленькая рыжеволосая женщина, стоявшая у среднего окна. Она купила себе на этот случай модную шляпку, но не потрудилась примостить ее на голове как-нибудь получше; казалось, что шляпка, вывалившись из окна верхнего этажа дома, мимо которого проходила Лавиния, просто присела на ее похожую на воронье гнездо прическу. На лице у нее была привычная, немного растерянная улыбка. И никакой косметики. Грант указал на нее молодому человеку.
— Вы что, новичок в городе? — спросил он, позаимствовав фразу, без которой не обходится ни один добротный ковбойский роман, — видимо, на американский лад его настроила «мисс Лавиния Фитч», поскольку столь рафинированную форму можно было ожидать разве что от уроженца США.
— Собственно, я ищу племянника мисс Фитч. Я посмотрел в телефонной книге, но там его не нашел и понадеялся, что он будет здесь. Вы случайно его не знаете, мистер…
— Грант.
— Мистер Грант?
— Я знаю его в лицо, но здесь его нет. Вы имеете в виду Уолтера Уитмора?
— Вот-вот, Уитмора. Я с ним не знаком, но мне очень нужно с ним увидеться, потому что у нас с ним есть — вернее, был — общий друг, очень близкий. Я был уверен, что найду его здесь. Вы уверены, что Уитмора тут нет? Впечатление, что здесь весь Лондон.
— В этой комнате его нет; это я знаю точно, потому что он одного роста со мной. Однако он может быть где-нибудь поблизости. Послушайте, может, вам имеет смысл представиться мисс Фитч. Если постараться, мы сможем одолеть все преграды.
— Вы пригнитесь, а я буду протискиваться, — сказал молодой человек, имея в виду разницу в их комплекции.
— Вы очень любезны, мистер Грант, — сказал он, когда они остановились на полпути перевести дух, тесно прижатые друг к другу локтями и плечами ближних своих, и засмеялся, глядя на беспомощного Гранта. А Грант вдруг смутился. Так смутился, что резко отвернул лицо и снова стал протискиваться сквозь гущу людей к прогалине у среднего окна, где стояла Лавиния Фитч.