— Кто-то хорошо повеселился прошлой ночью.
У меня вырывается стон. Наш руководитель по корпоративному пиару Бернард сидит за эспрессо-машиной, взбивая идеальное эспрессо. Как обычно, он безупречно выглядит в итальянском кашемире и слаксах. Я ненавижу его за то, что у него не раскалывается голова, как у меня, но я готова сделать все, чтобы получить чашку кофе.
— Ты меня сильно любишь? — Говорю я с мольбой в голосе.
Он сжалился надо мной.
— Достаточно, чтобы ты перестала выставлять себя идиоткой. Вот.
— Ангел. — Я хватаю крошечную чашечку и залпом осушаю ее, а потом умоляюще протягиваю ему.
Он вздыхает.
— Еще один разок, и я запрещу тебе пить. У тебя проблема.
— Конечно, — вру я. — Как скажешь.
Он снова включает автоответчик и проверяет телефон.
— Черт побери, мне звонят спонсоры. Запомни, еще один раз… — Он делает паузу. — И, ммм, сделай что-нибудь со всем этим. — Он неопределенно жестикулирует, показывая на мое тело, а потом уходит.
Я его не виню. Мое отражение в серебряной кофеварке эспрессо показывает мое отражение — бледного упыря, поэтому я достаю из сумочки красную помаду и осторожно провожу ею по губам. Этому трюку я научилась, когда переехала в город — красная помада прощает все грехи. Ну, например, по утрам, когда я выпила вчера больше полбутылки вина, оплакивая смерть романтики.
Я наливаю себе еще один эспрессо, зная, что вернусь сюда еще до полудня, а затем иду по узкой лестнице, ведущей в мое подвальное логово. Главный музей сам по себе состоит из просторных коридоров и массивных выставочных залов, но за кулисами это совсем другая история, скорее похожий на лабиринт Уоррена, состоящий из комнат и кладовок. Когда мне первый раз показали мой кабинет — коробку с низким потолком в углу подвала, я подумала, что это шутка. Издевательство над новичками в первый рабочий день. Но теперь, когда я здесь обосновалась, мне мой кабинет даже нравится. Вентиляционные трубы гудят только каждые полчаса, я украсила стены гравюрами в рамках из классических голливудских фильмов, таких как «Воспитание крошки» и «Филадельфийская история», а мой большой книжный шкаф забит артефактами, изображающими любовь и романтику на протяжении веков. Что я могу сказать? Я просто становлюсь ботаником, когда речь заходит о древних ритуалах ухаживания. («Воспитание крошки» (англ. Bringing Up Baby) — эксцентрическая кинокомедия режиссёра Говарда Хоукса, вышедшая в 1938 году. «Филадельфийская история» The Philadelphia Story 1940, американская романтическая комедия.)
Я как раз открываю ноутбук, когда Скай, моя стажерка, вприпрыжку вбегает в комнату. Ну, «вприпрыжку» может слишком сильно сказано, так как она носит туфли на такой высокой танкетке, что я удивляюсь, как у нее не идет кровь из носа, когда она просто вышагивает на работу. С ее длинными светлыми волосами и пышной фигурой, она напоминает современную Веронику Лейк, в комплекте с фирменной челкой, прикрывающей ее большой зеленый глаз. (Вероника Лейк (англ. Veronica Lake, 14 ноября 1922 — 7 июля 1973) — американская актриса.)
Я бы возненавидела ее, если бы она не была такой наивной. Трудно держать обиду на девушку, которая думает, что парень, подцепивший ее вчера вечером в баре, правда крупный фотограф, пообещавший сделать ее звездой, сначала предложив ей сняться в обнаженном виде.
— Привет, Скай, — зевнув, говорю я. — Ты получила какие-нибудь заметки или письма? Мне нужно наверстать упущенное до собрания персонала, на случай, если Морган снова набросится на меня.
— Не думай о заметках, — задыхаясь, объявляет она. — Ты слышала новости? Джейк Уэстон вернулся!
Дерьмо.
Джейк Уэстон. Одного этого имени достаточно, чтобы моя кожа покрылась мурашками от раздражения. Джейк — внештатный «искатель», который разъезжает по всему миру, выслеживая артефакты для музеев и частных коллекционеров. Если баскетбольная звезда хочет приобрести кроссовки лимитированной серии, Джейк найдет их. Билеты в первый ряд на «Хэмилтон» по первому требованию? Джейк — твой парень. («Хэ́милтон» (англ. Hamilton /ˈhæmɪltən/) — американский мюзикл о жизни государственного деятеля Александра Гамильтона на либретто, музыку и слова Лин-Мануэля Миранды, заслуживший признание критиков и кассовый успех. Особенностью мюзикла является использование рэп— и R'n'B-музыки наряду с привычными бродвейскими мелодиями.)
Но до сих пор мне удалось с ним пообщаться лишь только по электронной почте, где «снисходительность» даже близко не передает смысл нашего общения. Его любимая фраза — «Ну, на самом деле,…» По какой-то причине каждый раз, когда я открываю его письма, представляю себе его пятидесятилетним мужчиной с быстро поредевшими волосами.