— Лорд мне понадобится. Придется и его ввести в нашу игру, — не возразив на все остальное, он принял у меня бокал и сделал глоток, тут же подняв на меня удивленный взгляд.
Надеюсь, он понимал, что не просто так я хранил одну из двух бутылок, которые он принес в этот кабинет в последнюю ночь перед своей смертью. Хранил, не надеясь ни на что, ни о чем не догадываясь, но… понимая, что это единственное, оставшееся мне от него. Если, конечно, не считать саму Дариану.
— Это были последние из моего неприкосновенного запаса.
Если он пытался меня укорить, ему это не удалось. Да и выглядел он довольным. Даже не пытаясь этого скрывать.
— Я знаю, — улыбнувшись только глазами, заметил я.
Все еще не веря, что мы можем вот так, сидеть напротив друг друга и разговаривать не только о том, что мне необходимо будет сделать, как только он передаст мне свои полномочия.
— Ты неплохо справлялся эти два года, — словно прочитав мои мысли, произнес он, делая следующий глоток.
— Если бы ты сказал об этом спустя две тысячи лет моего правления, я мог счесть это похвалой, — парировал я, всей душой желая, чтобы эти мгновения не закончились слишком быстро.
И понимая, насколько несбыточна моя мечта.
Он же, в ответ не на слова, а на мысли, чуть заметно улыбнулся. Мы оба были воинами. И оба знали, как многое надо отдать, чтобы получить желаемое.
— Клинок Яланира так и не нашли? — он отставил бокал и, поднявшись, отошел к окну.
Лера рассказывала, что он любил стоять вот так, вглядываясь в мерцающую гладь озера. Разглядывая снежные вершины гор, виднеющиеся вдали.
— Тот, который тебя интересует — нет. Его не были при нем на базе, — я откинулся на спинку кресла, исподволь его разглядывая.
Пытаясь понять, почему с такой безоговорочностью принял в этом незнакомце своего отца. Только потому, что портал открыла правительница темных, которая точно знала, чье тело взял себе Вилдор после ухода? Или меня смогли убедить черты лица, которые, чем дольше я в них вглядывался, тем более становились привычно знакомыми? Или все-таки связь между нами не ограничивалась генетическими маркерами, которые позволяли узнавать родича даже в череде кровных смешений?
Я не мог ответить сам себе, но… я не испытывал сомнений в том, что стоящий неподалеку даймон был именно тем, кого я жаждал видеть.
— Значит, он предвидел и такой вариант, — с долей уважения к сыну, которого когда-то счел недостойным звания ялтара, заметил он.
Точно так же, как отнесся бы к удачному плану любого своего противника. Оценивая только способность предугадывать события и подстраивать их под себя.
Я же… мог ответить ему, что за годы, которые мой брат провел рядом с ним, можно было научиться строить планы, но… это могло стать признанием в том, что я завидовал тому, чье место занял. Завидовал, понимая и то, что для меня отец сделал значительно больше, чем для него и то, что это выглядело, как моя слабость. Которая истинному воину не дозволена.
— Или, именно этого он и добивался, — отец обернулся ко мне лишь на мгновение, но… этого было достаточно для того, чтобы осознать, что именно он сейчас произнес.
Осознать и восхититься. Его отношением к возможности своего проигрыша.
— Ты считаешь, что он нашел нечто, что посчитал более важным, чем власть над Дарианой, а возможно, и над Лилеей? — не сомневаясь в его ответе, уточнил я.
— Найденные Александром записи относятся к тому времени, когда совет еще не начал настойчиво требовать от меня назвать дату начала вторжения. И на тот момент эксперименты по созданию аналога даймонов уже шли полным ходом. И не только здесь, но и на Земле. Нужно будет поднять все, что касается того периода. Протрясти не только лаборатории, но и архивы внутреннего круга. Но это уже после того, как мы обсудим все на завтрашней встрече. Ты уже нашел повод, чтобы отправиться во дворец Олейора?
— Даже если бы и не нашел, — хмыкнул я, — Элильяр с Гадриэлем мне бы его предоставили. У меня такое чувство, что Лера кому-то не дает спокойно обделывать их делишки. Ну, нет оснований у темноэльфийского совета выказывать свое недовольство ею. Ведь знают, что она является одним из гарантов мира между Лилеей и Дарианой. Но возмущаются.