– Может, не стоит убирать? – пробормотал я, надеясь, что издатель альманаха «Шинель» все-таки передумает вторично. Выход в свет рассказа Куприна под фамилией «Штерн» меня не очень-то радовал. Правда, какой-то француз еще разок переписал «Дон-Кихота» – и ничего, это ему сошло с рук…
– Стоит, еще как стоит, – отозвался Ляхов, скармливая коту серебристую сардинку. Затем он осмотрел окрестности жующей толпы, и круглое его лицо внезапно омрачилось. – Осторожнее, только не поворачивайтесь… – зашептал он. – Вы под колпаком. За вами наблюдают…
– Усатые брюнеты? – приглушенно осведомился я. Ляхов, увы, был не из тех, кто способен заметить настоящую слежку.
– Хуже, – трагическим шепотом проговорил писатель. – Хуже. Женщина! В красном платье!
Я плеснул себе в бокал боржоми и как бы невзначай огляделся, вполне допуская, что красная женщина – часть одолевающих Ляхова видений. Однако женщина действительно была. Высокая красивая брюнетка в эффектном платье пурпурного цвета. Брюнетка смотрела ласково, нежно и печально. К сожалению, совсем не на меня.
Я проследил за ее взглядом и с грустью осознал, что никогда не пойму женщин. Объект трогательного внимания дамы был невысок, очкаст, лысоват, лет за сорок пять. В общем, ничего особенного, если не считать фамилии: Батыров. Похоже, брюнетка была именно тем человеком, кому Геннадий Викторович так хорошо улыбался со сцены и кого с таким упорством отыскивал глазами в толпе. И теперь, как видим, нашел. Женщина в красном и помощник Президента так мило и застенчиво играли друг с другом в гляделки, что вовсе не похожи были на людей, познакомившихся только что, средь шумного бала, случайно. Нет-нет, пара эта наверняка была знакома задолго до сегодняшнего вечера! Геннадий Викторович и пурпурная дама более всего напомнили мне знаменитых персонажей, которым соединиться мешали роковые обстоятельства: большая политика, бизнес, война кланов. Как там в песне поется? «Он был батальонный разведчик. Она – генеральская дочь. Он был за Россию ответчик…» Дальше не помню. Но за Россию ответчик – это как раз про Батырова сказано. Хоть и левая, а все ж-таки рука Президента. Каким бы способом дотянуться мне до этой руки и вложить в нее послание?
Еще раз осмотревшись, я понял, что до Геннадия Викторовича мне никак не добраться. По крайней мере, сегодня. И дело было не только в секьюрити вокруг помощника Президента, которые так и шныряли глазами по толпе. Несколько господ плотного телосложения, числом не менее трех, прицельно наблюдали с разных точек уже именно за мной. Этим бугаям сам бог велел работать санитарами в районной психушке, но не «пасти» Якова Семеновича. Стати слоновьи – ловкости не хватает. Парни такой комплекции вот уже который день пытаются мне насолить в Москве и за ее пределами. Правда, вчера в городе Воронеже их команда уменьшилась на две единицы, чего мне нисколько не жалко. Сегодня они, конечно, попытаются уменьшить меня самого – от единицы до нуля… «Но мы еще поглядим, кто из нас лучше разбирается в арифметике, – подумал я. – Пока вычитание лучше удается, уж извините, Якову Семеновичу, а не вам, ребятки. Несмотря на все ваше численное преимущество и ракетную технику».
К тому моменту, когда я окончательно отследил трех соглядатаев и опять вернулся взглядом к Геннадию Викторовичу и даме в красном, – те все еще обменивались нежными взорами на расстоянии, теперь уже, кажется, прощальными. Очкастый и лысоватый ответчик за Россию едва заметно пожимал плечами, словно бы говоря: «Увы…» Пурпурная дама в ответ едва-едва кивала головой, что, по всей видимости, означало: «Понимаю…» Мне, невольно подсмотревшему эту тайную беседу, стало стыдно своей любознательности. «Вечно ты, Яков Семенович, суешь свой длинный нос в чужие дела! – попенял я мысленно. – Кремлевские тайны интимной жизни помощника Батырова тебя, Яков Штерн, не должны интересовать. Тебе, главное, побыстрее передать письмо. Лично или… Или… Или…» Сумасшедшая идея посетила меня и вдруг показалась не такой уж бредовой. А почему бы и нет? Раз помощник Президента сегодня недоступен, отчего бы не попробовать кружной путь? И главное, мой интерес к пурпурной даме будет выглядеть совершенно естественно. Яков Семенович – мужчина видный, большой романтик. Увидел, решил познакомиться, отправился за ней… Весьма логично. Генерал-полковник Сухарев во время первой нашей беседы оченно удивлялся, отчего же я не бабник. Вот и неправда ваша, дяденька! Первостатейный бабник. Гляжу, как безумный, на темную шаль… То бишь на пурпурное платье… Как бы мне только соглядатаев своих чуток задержать? Чтобы не портили мне свиданку…
Незнакомка в красном уже достигла двери и вышла из банкетного зала. Такая женщина наверняка пришла сюда не пешком. Значит, еще пару минут – и я потеряю единственный оставшийся мне вариант. «Надо было что-то срочно предпринимать», – лихорадочно подумал я. Мне еще здорово повезло: ни один из моих шпиков не располагался на линии «Штерн-дверь». Но что им, эдаким слонам, мешает немедленно последовать за мной? Разве что японская народная забава – борьба «сумо». Участие в борьбе нескольких толстяков, наподобие Ляхова или профессора Можейко, может на некоторое время закупорить все подходы к двери. Но сильно ли публика наклюкалась, чтобы массово поддержать забаву? А-а, ладно, выбирать не приходится.
Про себя я принес все мыслимые извинения будущим участникам заварушки, после чего громко крикнул:
– Профессор Можейко!
Бывший ямщик, а ныне почтенный научный работник и собиратель классических древностей как раз только-только упустил собеседника и рад был любому вниманию к своей персоне. Расталкивая недовольную публику, он ломанулся на зов. Я убедился, что Можейко вот-вот будет здесь и, подавшись в сторону мирно жующего Ляхова, сильно дернул за торчащий у него из-за пазухи сегмент кошачьего хвоста. Еще будучи в гостях у издателя альманаха «Шинель», я имел возможность убедиться в особой горластости и скандальности писательских котов.
– Мя-а-а-а-а-а!! – заорало на весь зал оскорбленное животное, выпрыгнуло у Ляхова из-под пиджака и вцепилось когтями в белоснежную скатерть банкетно-фуршетного стола.
– Куда? Куда ты, скотина? – запричитал писатель, оставшийся в одном лишь терновом венце без экранирующего кота. Ляхов попытался схватить черную хвостатую бестию, но вместе этого угодил в объятия подоспевшего профессора Можейко. Я успел отскочить к двери – и вовремя! Два толстяка шмякнулись на пол и, влекомые силой инерции, колобком покатились вдоль стола, увлекая за собой публику на манер снежного кома. Первым в кучу малу угодил зазевавшийся орденоносец Байкалов (а может, Безуглый или Битюцкий), потом груда тел поглотила удивленного майора Сорокина, не ожидавшего подобной напасти: он пришел получать орден, культурно поесть-попить, – а тут такая неприятность! Похуже телефонных террористов.
Кот орал, срывая скатерть с деликатесами. Гости, погребенные кучей малой, что-то выкрикивали. Секьюрити помощника Батырова своими телами прикрывали Геннадия Викторовича, опасаясь покушения. Мои соглядатаи целеустремленно проталкивались к двери, но не тут-то было: бег их получался с бо-о-о-льшими препятствиями! «Прекрасно, – подумал я, – теперь самое время удалиться». И – кинулся прочь, подальше от стола яств. Уже в дверях я бросил прощальный взгляд в зал. Присутствия духа, по-моему, не потерял только знатный овцевод Мугиррамов. Он перепрыгивал через лежащих и подбадривал всех лихими возгласами:
– Загоняй, э! Нэ пускай в салат!
Загонять предлагалось, естественно, не меня, а кота.
Я торопливо проскользнул к центральному выходу из Дворца (он же – вход) и только у дверей сбавил шаг до прогулочного. Отсюда шум в банкетном зале уже не казался громким. Так, небольшим сотрясением воздуха.
– Гуляют? – не без зависти поинтересовался милиционер у выхода, кивая в сторону зала.
– Напились до чертиков, – подло насплетничал я. – До черных котов… Трое уже просто невменяемы. Бегают, все крушат… Глядите, и сюда доберутся, с пьяных-то глаз…
– Ничего-о-о, – по-хозяйски протянул дежурный мент, поглаживая дубинку-«демократизатор». Должно быть, он принял меня за своего. – Мы не поглядим, что в орденах…