— Шеф, но я всё сделала, что могла. Просто…
— Просто ты облажалась, Вика! Капитально причем! Что ты сделала? Развела здесь бардак, шуры-муры. Никто не работает, Леня бухает. Он свое, конечно, получит. Но ты должна была руку на пульсе держать. Ты!
— Отец, зачем ты ее во всем обвиняешь? Все лажанулись. И ты тоже, — неожиданно вмешивается Марк. — Нужно было самому все контролировать.
— А ты что в адвокаты подался? — шеф вскакивает и опирается на стол. — Сиди тихо в углу и не отсвечивай! А ты, — он тыкает пальцем в мою сторону, — домой. Быстро! За расчетом потом придешь. Я бухгалтерии скажу.
— Если ты ее выгонишь, я уйду вместе с ней, — Марк подходит ко мне и становится рядом.
Что это с ним? С ума он сошел, что ли? Даже не знаю, что пугает больше: увольнение или неожиданное заступничество барина? Наверное, все-таки первое.
— Чё происходит? Что за спектакль? Здесь скрытые камеры впендюрены? Меня сейчас кажуть по вашим этим Стограммам? Или по ящику? — Сан Саныч наигранно испуганно озирается по сторонам, но глаза злые, аж льдом искрятся. — Вика, чего стоим? Взяли тонкие ножки в тонкие ручки и понесли попец к дверям.
— Ладно, ты свой выбор сделал, — Марк берет меня под руку и ведет к двери, но на пороге останавливается и добавляет: — Только на нашу с Викой свадьбу я тебя не приглашу. Так и знай. И да, кстати, с сегодняшнего дня ты Вику не увидишь, но на будущее: если столкнетесь, я не разрешаю тебе с ней так разговаривать.
Кинг Конгыч замирает с открытым ртом, неловко вывернув шею. В кабинете воцаряется мертвая тишина. Шеф несколько раз со стуком открывает и закрывает рот, шумно сглатывает и вдруг ревет, как Кинг Конг, полностью оправдывая свое прозвище:
— Что ты мне голову морочишь? Я тебе кролик: разводить меня? Думаешь: папа совсем ку-ку? У папы теперь новый друг Склероз? Папа не понимает, что эта бодяга с жениханием была разыграна для инвестора? Да я по этим понтам шарил, когда ты, огрызок, еще подсыхал на моих трусах!
— Ты, действительно, так думаешь? И не видишь, что у тебя под носом происходит? — Марк бледнеет от гнева, выпускает мою руку, подходит к столу, опирается на него с другой стороны и сверлит отца взглядом. — А меня это не удивляет, папа. Ты никогда не интересовался, о чем я думаю, о чем мечтаю. Бабки каждый месяц и подарки — вот всё твое воспитание.
— Чем тебе плохо было? — шипит Кинг Конгыч. — Зажрался? Я вообще без отца рос. До сих пор не знаю, как он выглядит. Мне бы кто-то вот так подгонял каждый месяц котлету денег, хавчик, какой хочешь, и вообще всё, что в башку взбредет. У тебя ж хотелки росли быстрее, чем женилка. Хошь крутой мотик "Харлей Дэвидсон"? На, получи! Папе не жалко. Тачку в семнадцать лет? Лови тачку! Папа еще заработает. Чего те не хватало, мажор ты неблагодарный? Стоит тут и рыдает, как девочка: "Папа внимания не обращал", — он кривляется, изображая горькие рыдания.
— И поэтому ты решил, что с меня хватит твоих подарков? — Марк хрипит от обиды, но не сдается. — Пацанам нужен батя. Чтобы под тачкой лежать, на футбол ходить и на рыбалку. А ты всегда был далеко.
— Я пахал, как папа Карло, чтобы у тебя и Тёмы все было! — шеф так орет, надсаживаясь, что вены на его красной шее натягиваются, как канаты.
— По клубам ночным пахал? С девочками вроде мамаши Артема? Да ты у меня детство украл! — орет в ответ Марк.
— Чё? Эвоно как! — в голосе шефа от возмущения даже прорывается писк. — Чё ты заладил, как шведская девочка? Детство у него украли. Тебе его подарили, это золотое мажорное детство. Я подарил! Вот этими руками! — Сан Саныч размахивается и вклеивает Марку затрещину.
Тот падает на стул. Я вскрикиваю. Марк немедленно вскакивает, сжимает кулаки и, набычившись, исподлобья смотрит на отца, тяжело дыша. Еще минута — и шеф получит сдачу.
— Не нужно, Марк, я тебя прошу! — бросаюсь к нему и вцепляюсь в рукав пиджака. — Пожалуйста! Это твой отец!
Марк шумно выдыхает. Сан Саныч отворачивается, нервно оглаживает вздыбленный "ежик" волос, бьет кулаком в стену. Крякает с досады и уже тише говорит:
— Ладно, проехали.
Он подходит к маленькому холодильнику в углу, достает три бутылки воды, открывает и ставит одну бутылку перед Марком.
— На, пей. И ты тоже, — он протягивает мне бутылку.
Сам жадно припадает к горлышку, выхлестывает минералку за несколько глотков, кривится, вытирает ладонью рот и садится в кресло.
— Так, начнём сначала. Что у тебя с Викой, сын? Да ты пей водичку, охолони мальца.