Том сказал, что наскочил в метро на Марка. Лара снова беременна! Ну и ну. Нынче все залетели.
15
Дженни прилетает завтра — жду не дождусь. Всего тридцать три часа осталось.
Закончила телефонный разговор с Брианной. Вчерашней бадьи мороженого и порции моих разумных советов хватило ненадолго. Утром Брианна проснулась вся мокрая от слез (так она сказала), по дороге в контору рыдала, а теперь хочет, чтоб я одобрила ее план: отпроситься с работы, вернуться домой, забраться с горя под одеяло и не вылезать до завтрашнего утра. Нет! — рявкнула я. Ни в коем случае! Никаких одеял! Одно дело — объедаться шоколадом, и совсем другое — валяться в постели. Оставайся на рабочем месте, сурово велела я, но можешь в обед навестить меня, и мы на пару прикончим коробку печенья.
Только что отправила Брианну обратно в контору. Она намеревалась сидеть у меня до ночи («будем поддерживать друг друга»), но я решительно воспротивилась. Нет, она мне, конечно, нравится и жалко ее, но у меня своих проблем хватает. И вообще, надо же ей свыкаться с мыслью, что все кончено. И ладно бы ее женатик имел хоть одну положительную черту, но таковых у него не имеется; обманывает жену и детишек, как юрист — чрезвычайно жесток (Брианна сама признает — моральных принципов у него не больше, чем у крота) и мастерски морочит голову молоденьким дурочкам. Было бы по кому слезы лить…
Еще один часовой телефонный разговор с Брианной. Я выжата как лимон.
Пару минут назад звонили в дверь. Брианна. Я слышала за дверью ее сопенье. Стыдно признаться, но я притворилась, что сплю.
Звонила с мобильного Брианна, спрашивала, все ли у меня в порядке, мол, волнуется из-за того, что я не открыла… Я скороговоркой отрапортовала, что спала, чертыхаясь про себя — какого дьявола надо было снимать трубку! Она спросила, можно ли ей зайти, и таким убитым голосом, что мне духу не хватило отказать. Хорошо хоть она предложила принести двухкилограммовый шмат сливочного мороженого от «Бена и Джерри». И бутылку шоколадного соуса.
Том только что выставил Брианну за дверь. Последние два часа он прожигал ее взглядом и тихо свирепел. А Брианна то принималась превозносить добродетели ЖМ («Он такой внимательный!» Перевожу: на прошлый день рождения он подарил ей бирюзовый браслет от Тиффани), то пускалась в перечисление его физических недостатков («Жена права насчет того, что он быстро сдает, теперь я и сама вижу: живот у него все растет, а шевелюра все отступает»). И так без конца. Мы зевали во весь рот, но это не производило никакого впечатления, равно как и то обстоятельство, что в какой-то момент я просто-напросто заснула. (Ей-богу, нечаянно. Она разглагольствовала, мы молча внимали, со слипающимися — хоть спички вставляй — глазами.) Наконец Том встал и вежливо, но твердо — безупречный, опытный юрист с головы до ног — заявил, что мне нужен отдых, а ему спозаранку на работу. Брианна растерялась, но Том ловко извлек ее из кресла и вывел за дверь, прежде чем она успела спросить — а я знала, что у нее на уме, — нельзя ли ей переночевать у нас, в свободной комнате. Дженни в моей детской — да; все остальные — категорически НЕТ.
16
Всю ночь не спала. То ли никак не выкину из головы проблемы Брианны, то ли слишком волнуюсь из-за сегодняшнего приезда Дженни. Под утро проснулась в холодном поту и в уверенности, что родила тройняшек с кошачьими головами.
Ноги начинают протестовать против своего ныне бесцельного существования. Сухожилия ноют, кости стонут, суставы наотрез отказываются слушаться, когда я кручу и верчу голеностопом, чтоб кровь прилила к зябнущим пальцам. Плюс судороги, этот кошмар всех беременных, набрасывающиеся на тебя внезапно и непременно ночью. Я поймала себя на том, что подсознательно цепляюсь за реальность: тело знает, что во сне я могу вытянуть пальцы, и тогда — взрыв боли, такой же, или даже сильнее, как при самих родах. (А если рожать еще больнее — немедленно снимите меня с этого поезда!)
Снова звонила Бри. Собирается остаться дома и весь день рыдать. Разве что я уговорю ее встать. Ну вот честное слово — не могу! Пять минут спустя я соврала, что мне нужно в туалет. Прости меня, Бри.