Сам же третий (позже ставший десятым интеллект), в конечном итоге, обнаруживает себя как Ка'им(воскреситель), который в конечной битве (Endkampf) сражается с темным началом, то есть со своим собственным сомнением,воплощенным вначале в глобальный внешний мир, затем в его деградацию, а наконец в мировое постмодернистическое зло(с даджалом). С победой над этим злом связано событие, которое называется в исмаилизме «каямат-уль-кая-мат» («воскресение всех воскресений»). Ка'им (как финальное воплощение третьего интеллекта) побеждает даджала (как сомнение этого же третьего интеллекта).
И далее, благодаря тому, что вся операция успешно завершена, происходит революционное восхождение Ка'има назад — на свое почетное (но, увы, третье) место. Однако уже без тени сомнения.
Так исмаилиты видят мировой исторический процесс, и эта мифологическая конструкция тонко намекает на приключения и перевоплощения Радикального Субъекта при смене парадигм.
Пистис София
Для иллюстрации темы Радикального Субъекта можно привести в пример также гностическую концепцию «Пистис Софии», содержащуюся в учении раннехристианских барбело-гностиков.
Согласно тексту «Пистис София», существует 12 высших эонов, над ними (или в центре их) 13-й эон. В высшем эоне пребывают различные архонты — женские и мужские, так называемые «сизигии», то есть пары архонтов (мужские и женские). И вот, один женский архонт по имени Пистис София, не очень важный архонт, довольно периферийный, вдруг заподозрил, что в мироздании есть какой-то изъян, закралась какая-то ошибка. Вроде всё нормально, но что-то не то...И тогда Пистис София обратилась в молитве к «высшему свету».Она заметила (или ей показалось?!), что где-то сверху в один из моментов перемещения цикла эонов мелькнул высший, нездешний свет.И услышала она сладкие голоса, которые звали ее туда, на ту сторону.
И тогда Пистис София выдвинула властителю 13-го эона, могущественному Иолдабаофу, своего рода «претензию»: «Мол, несмотря на то, что ты считаешь, что ты здесь главный, по сути, это не так, выше тебя есть «высший свет» (правда, его не видно никому, и есть ли он на самом деле, это ещё вопрос)». Но Иолдабаоф был могущественным архонтом и время не терял. Он ответил Пистис Софии тем, чем мог. Он дал ей мощную пощечину, она закрутилась, выпала из 13-го эона, потом перескочила на 12-й, 11-й, 10-й, проскакала по всем эонам и упала во тьму кромешную, туда, где жил дракон внешних сумерек.Упала ниже низшего — туда, где, по Делёзу, живут ризомы, а, согласно традиционалистам, Гоги и Магоги.
Но когда Пистис София пришла в себя после головокружительного падения, она испугалась, ей стало очень плохо, она попросила прощения за то, что сделала, что не сдержалась, что поставила под сомнение могущество Ио-далбаофа. Но при этом она прошептала: «Всё равно я верю в высший свет».Пистис София сказала: «Несмотря на то, что Иолдабаоф оказался, таким сильным и жестоким, и смог меня сбросить во тьму кромешную, я от своих претензий не откажусь». Пистис София молилась и рыдала, каялась и настаивала на своём. Так прошли века, и боль её росла, а решимость её пропадала...
И тогда наступает удивительная вещь. Пистис София то ли увидела свет,то ли ей показалось, что она его видит, — эти высшие метафизические реальности настолько тонки, что подчас легкое сомнение может кончиться плачевно, и нетрудно сбиться, приняв одно за другое. Итак, то ли увидела, то ли показалось. Но во всяком случае, когда она уже ни на что не рассчитывала и просто рыдала («на рецех Вавилонских» или как жена Гектора Андромаха, увезенная Пиррусом, кстати, плач Иеримии гностиками растолковывался как плач Пистис Софии), случилось невозможное: разверзлось небо и в 13-й эон тайно вступила Первая Мистерия, то есть тот самый свет, который она заметила. И она оказалась права.
Тогда Первая Мистерия пронизала все эоны, разогнала и переставила местами всех коллег-архонтов, которые там копошились, и вывела Пистис Софию к достойной новой жизни.
На этом рукопись обрывается, и судьба Пистис Софии, ее окончательное возвращение к высшей небесной стране откладывается (по крайней мере, оно не описано) . Но, по меньшей мере, из внешних сумерек ее Первая Мистерия, воплотившаяся в гностическом Христе, выводит. Однако предполагается, что дальше последует полный возврат, «свершение всех свершений» и ее страдания будут полностью оплачены.
Эта мифологическая история, как и космологически-эсхатологический сюжет исмаилитского гнозиса, довольно тонко резонирует с темой Радикального Субъекта.
Эта авантюра, направленная на то, чтобы рискнуть перспективой золотого очарованного мира, участием в высших онтологических небесных сферах и полным благополучием, пойти на риск любви к нищете, на риск «кенозиса», (обнищания, умаления) для того, чтобы в критической, эсхатологической ситуации, доказав свое отличие от тех парадигмальных матриц, сквозь которые это существо проходит, утвердить совершенно новые, радикальные постпарадигмальные перспективы, представляет собой чрезвычайно рискованное, опасное и ужасающее метафизическое предприятие. Никому не посоветуешь. Многим оно может показаться аморальным и отпугивающим, поскольку, действительно, в таком эксперименте слишком много поставлено на карту.
Метафизическая война
Сегодня мы подходим к тому моменту, когда две основные реальности постмодерна, два полюса постчеловества — Радикальный Субъект и ризоматический зверь — начинают между собой окончательное выяснение отношений. В Радикальном Субъекте мы имеем дело с тем, кто стоит за вращением парадигм, за динамикой их смены. Он-то и производит фазовые переходы, чтобы обнаружить себя в них и развеять гипноз того, что, выдавая себя за абсолютное, таковым не является.Вероятно, Радикальный Субъект в постмодерне не просто репрезентирует закономерный результат вырождения парадигмы модерна: для него сама возможность такой парадигмы — столь гнилой и отвратительной — выдает несовершенство и внутреннюю червоточину всех парадигм вообще. В постмодерне всё есть симулякр. Но для Радикального Субъекта сама парадигма и есть симулякр. Любая парадигма. Только то, что не аффектировано парадигмами, не есть симулякр. А единственный, кто не аффектирован парадигмами, это Радикальный Субъект. Следовательно, только он и есть несимулякр. Всё остальное — симулякр.
Но, что любопытно: другой полюс постчеловечества — ризоматический неозверь — тоже не просто накопление биорассудочного мусора, не случайные энтропиче-ские останки Вселенной. В нём сосредоточено всё то, что составляло сущность парадигмальных суггестии на всех этапах. А еще точнее, всё, что было в парадигмах сущностного — за вычетом Радикального Субъекта.
Неозверь — это сама парадигмальность парадигм, их обобщенная и плотно сконцентрированная сущность. И как только парадигма постмодерна схватится как следует за наш мир, мы поймём, что такой жёсткой хватки мы ещё не знали. В вортекс свиновселения будут втянуты суверенной волей антихриста все те, кто покорно следовал за эволюцией парадигм, не пытаясь бросить им вызов и прорваться к неочевидной, опасной и чрезвычайно трудной инстанции Радикального Субъекта.
Поэтому столкновение двух полюсов постантропологического пейзажа будет иметь самое драматическое значение из всего, что мы знаем или нам кажется, что мы знаем.
В такой ситуации постфилософия, курс которой вы почти прослушали, из констатации «конца» истории, философии, культуры и описания ее постмодернистической феноменологии (как в оптимистическом ключе Делёза, так и в пессимистическом ключе гиперкритики Бодрий-яра) превращается в нечто совершенно иное— в увлекательное и абсолютно новое напряженное занятие, которое точнее всего будет определить как метафизическую войну.
Глава 8
Гносеологический расизм
Война гносеологий в в постмодерне
Весь курс «Постфилософии» ситуации постмодерна построен на изучении парадигм и их сдвигов. В ходе предыдущих лекций мы выяснили, что такое парадигмы, как они меняются, что происходит при переходе от одной парадигмы к другой и как это затрагивает проблемы гносеологии, онтологии, субъекта и объекта, реальности, коммуникаций, языка.