При переходе от последнего аккорда мысли модерна в форме экзистенциалистской философии, мы получаем законченный портрет «геймера», постчеловека. Такой «геймер», строго говоря, уже не может сказать определенно: «Вот это — я, Ваня, а вот это — мой клон». Это клон из компьютера в какой-то момент ему ответит: «Нет, это я — герой Зигфрид или эльф Оберон, а ты дурацкий клон, сиди у себя, жуй бутерброд, а я буду и без тебя в этой увлекательной жизни совершать подвиги».
Затылочный субъект - (мышление спиной)
Опыт контакта с собственным клоном, предвосхищаемый впервые, хотя и очень грубо, в «геймерской» антропологии постмодерна, открывает фундаментальные перспективы в понимании проблемы человека в самых разных парадигмах. Дело в том, что взгляд на свое «я» с тылаоставался закрытым и для парадигмы Традиции (в силу отсутствия строго фиксированного «я») и для парадигмы модерна (в силу абсолютности и единственности этого строго фиксированного «я»).
Субъектная (или, точнее, субъект-объектная) активация задней части индивидуума, «теневой его части», антропологической спины— это как раз феномен исключительно постмодерна.
Если человек модерна был рассечен на две части горизонтально— на сознание(верхнюю часть) и на желания(нижнюю часть), если человек премодерна просто не имел ни верхней, ни нижней границы,то есть у него ноги врастали в Землю, а головой он уходил в Небо, то человек постмодерна рассекается пополам вертикально,тыльной стороной. И постепенно именно эта тыльная,теневая, обратная сторона становится все больше и больше синонимомпостчеловека, человека постмодерна.
Часто, когда я выступаю на телевидении, а потом вижу эту программу в записи или в трансляции, я испытываю очень странное чувство. Я вижу, что происходит нечто странное. Смотреть и слушать интеллектуальный и осмысленный дискурс по телевидению почему-то удивительно неприятно.По телевидению хочется смотреть и слушать неинтеллектуальный дискурс.Самое интересное, что даже мне. Я, тоже, как и все мы, как человек (и уже отчасти постчеловек), даже самого себя, а других тем более, слушать и понимать в телевизоре не хочу,особенно когда они говорят разумныевещи.
Но стоит сказать откровенную глупость, показать язык или состроить смешную рожу — и внимание сразу автоматически включается. Однажды, размышляя перед телеэкраном о психологической и антропологической подоплеке этого явления, я внезапно понял, в чем тут дело. Оказывается, на самом деле, мы обращены к телевизору не лицом, но спиной.Все что происходит в «эфире»мы воспринимаем только как своего рода «похлопывания», «постукивания», излучение, тепло. Для нас телевизор — это солярий. Это в каком-то смысле постмодернистическая тайна телевидения.
Философ Жан Бодрийяр писал, что в наше время «послание» (англ. «message») незаметно, но одновременно тоталитарно переходит в «массаж» (англ. «massage»). Это значит, что люди перестают воспринимать содержательную сторону того, что им передается, и воспринимают только физическое похлопывание вместо идеи, вместо мысли, вместо образа. Телезритель сидит к телевизору спинойи, на самом деле, воспринимает идущие от экрана лучи как различные импульсы физиологического свойства: он просто массирует собственное существо таким способом — вот тепленькая пошла водичка, вот приятные ароматы разлились. Такое физиологическое созерцание телевизораявляется важнейшей особенностью постмодерна.
Зрители, которые еще пытаются хоть что-то узнатьиз вещания, выяснить какие-то новости, что-то сложить в общую картину, что-то опознать— это горстка архаиков, несчастная и немногочисленная, представляющая собой не что иное, как незначительное меньшинство, своего рода «секту», которая пытается отчаянно вычленить из льющегося на них потока ироничного и цветастого безумия некую логическую систему. В новостях, которые мы смотрим, принципиально концы с концами не сходятся даже в рамках одной программы или одного комментария. Через 3 минуты на одном и том же канале вполне может говориться нечто совершенно противоположное. Только что сказали, что «высокий гость из Африки приехал», а оказывается, никуда и не приезжал, что визит отменили. Потом выясняется, что и не собирался приезжать... Но потом вновь — стоп — вдруг снова кадры его приезда. Значит все-таки приехал... И тут снова опровержение... Или «переговоры с Ираном триумфально удались», и через секунду «переговоры с Ираном были сорваны» и т. д. Подчас все это дается не только на одном и том же канале, но и в рамках одного и того же сюжета.
Я сам работаю на телевидении и даже понимаю, как такое происходит технически.Иногда нет под рукой нужной кассеты. Бывает, что кто-то кого-то не понял, кто-то не дозвонился. Случается, что редактор выпуска запил и его не могут найти. То интернет отключат, а у режиссера сынишка заболеет, и приходится пускать сюжет прошлой недели (хорошо еще не прошлого года или архивные хроники). Но сидящий спиной к телевизору зритель этого не замечает.Хорошо, допустим, замечает, но что ему делать? Звонить? Ну, ему ответит зевающий дежурный. Возмущаться? Но его никто не услышит. Жаловаться? Но куда? И кроме, того у нас вся страна на что-то жалуется. И так его снова мягко разворачивают спиной к экрану.Смотри (затылком) и не умничай!
В эту игру играет не только каста телепродюсеров и профессиональных телевизионщиков, но и сами зрители — им все абсолютно нравится, они давно привыкли к этому, они не требуют ни от какой программы никакой последовательности. Когда журналист Гордон начинал и заканчивал свои программы посередине«научной» лекции или псевдоинтеллектуального спора, не понятного ни ему самому, ни зрителям, ни самим участникам (которые настолько проникались фактом выступления на телевидении, что забывали о том, что знали; а, может быть, их так давно никто не слушал, что они просто разучились связно излагать свои мысли, которые, не исключено, от полного невнимания постепенно сами собой исчезли…), ни у кого это ни малейшего возмущения не вызывало. Все воспринимали его благожелательно, благодаря картинкам,оранжевым тонам, переплетению теней, гулкому «интеллектуальному» тембру ведущего. А потом еще и говорили: «Да, это ход! Это правильно». Можно было бы и без звука пускать эти беседы, потому что все равно интересно — сидит Гордон, взрослеющий, симпатичный, чешет в ухе, гладит бороду. Это и есть мышление спинойили «затылочный субъект».
Однажды в ходе таких наблюдений я задался вопросом: если человек постмодерна (дивидуум) повернут ко всему спиной, на чтоже он смотрит? Куда обращено лицочеловека постмодерна? И вдруг я с ужасом осознал, почти увидел, что у него нет никакого лица,вторая сторона у него тоже затылок.
Это постижение человека постмодерна как состоящего из двух сросшихся затылков меня поразило как молнией. Согласитесь, что в этом есть нечто угрожающее.
Наркотики как форма дивидуализации («Голый завтрак»)
Еще один способ активной дивидуализацииличного опыта — наркотики.Принимая наркотики, индивидуум раздробляется, рассеивается по цепочке причудливых состояний, алогично перетекающих друг в друга, фиксируя внимание на отдельных случайных деталях, эмоциях, предметах или образах (при употреблении тяжелых наркотиков — галлюцинациях), которые предстают как наполненные внутренней логикой психические лабиринты. Наркотики — типичное явление именно постмодерна. Человек модерна всячески подчеркивал «цельность» своей индивидуальности и ее рациональную природу, сводящую воедино рассеянный хаос образов, ощущений и мыслительных потоков. Иными словами, человек модерна был призван к совершению постоянных усилий по волевой рационализации мира, по его приведению к логической картине.