— По-моему, нам пора начать новую жизнь. Давай начнем все с нуля. Забудем все, что было. Пусть этот момент будет точкой отсчета, когда все пойдет заново.
— Да? И как ты себе это представляешь? — издевательский тон отца сбил с меня молодую самоуверенность и спесь. Мне расхотелось начинать новую жизнь. Однако, я пыталась зацепиться за эту идею и упорно гнула свою линию — не поддавалась на его участившиеся провокации и скандалы. Кончилось это через несколько дней потерей сознания на работе и больницей.
В больницах мне приходилось лежать довольно часто. Я их воспринимала как санатории, где была возможность заниматься, чем хочешь. А мне по-прежнему хотелось писать. В этот раз, однако, меня охватила апатия. Ничего не хотелось делать, а только спать и думать, как избавиться от отца. Возникла мысль о фиктивном браке. Как ее реализовать — я не имела ни малейшего представления. Приближался день выписки. Врач написал отцу письмо, что у меня полное нервное истощение и что дома мне нужен покой. Отец пришел на разговор с врачом, беседа длилась долго. Из кабинета оба вышли недовольные. Меня выписали. По дороге домой он сказал:
— Ты сумела внушить врачам, что ты больна. Но меня ты не обманешь. Теперь я за тебя возьмусь.
От этого обещания мне стало не по себе. Выйдя на работу, я уличила момент, когда никого не было в канцелярии, перерыла личные дела всех сотрудников-мужчин, нашла лишь одного неженатого, пришла в его кабинет и сказала, что мне нужно замуж, можно фиктивно, можно нет. Но главное — срочно. Мой будущий муж думал два дня, потом согласился. Что нашло на него в тот момент — не знаю. У него была девушка, на которой он собирался жениться, были свои жизненные планы. Все это я лихо умудрилась разрушить в одно мгновение.
Тридцатое воспоминание. Двадцать пять лет.
Мы так и жили втроем в одной комнате. Отец уходить не хотел. Дать ключи от дачи или своей комнаты не желал тоже.
— Или мы живем все трое, или полный разрыв, — сказал он.
— Если ты ставишь вопрос так, то полный разрыв, — пришлось ответить мне.
— Хорошо, я уйду, — отвечал он. — Мне надо собрать вещи.
Вот уже год он никак не мог этим заняться.
Я пошла в храм посоветоваться со священником. Он сказал, что не видит другого выхода, как вывезти вещи отца в его комнату, поставить на дверь новый замок, а самим после этого, не впуская его к себе, постараться, лучше по телефону, объяснить ему, что мы его не бросаем, будем заботиться, но вместе жить больше не станем. Ну, и благословил на это.
Так мы и сделали. Дождались лета. Когда отец уехал на дачу, собрали его вещи, часть мебели и то, что он мог претендовать назвать своим, отвезли в его комнату, взломали там дверь, сбросили все и стали, наконец, жить по-человечески. Через знакомых известили отца о своем решении и поступке. Он не нагрянул, как мы боялись, даже не позвонил.
Спустя месяц нам пришло письмо. Отец писал, что мы его обделили, что в доме гораздо больше вещей и, поскольку мама не оставила завещания, то ее доля имущества при наследовании делится пополам, ну а вторая половина итак принадлежит ему. Посему он требует, чтобы мы продали книги, оставшуюся мебель, все — включая мамину одежду и перевели ему на счет три четверти денег, в противном случае он подает на нас в суд. А в конце — PS — шло замечание: что же вы такие плохие, ребята, украли ведь вы у меня сберкнижку на предъявителя — ай-ай-ай, нехорошо… Не забудьте и положенную на нее мне на похороны тысячу вернуть в целости и сохранности. Книжку мы не крали, вещи продавать не стали, все последующие письма отца, не прочитывая, разрывали и выбрасывали.
Тридцать первое воспоминание. Двадцать шесть лет.
Каждую ночь мне снится один и тот же сон. Аптечный прилавок, отец, за моей спиной пятилетний сын. Сын только что родился, рядом с ним полугодовалые дети кажутся слишком большими. А этот — вообще гигант. Мне все время кажется, что в этом кошмаре заложен какой-то смысл, который мне надо разгадать. Но он ускользает все время, уходит, мучает меня.
Знакомые отца сообщают, что он продал дачу, поскольку собирается умирать и не хочет ее никому оставлять. Дом жалко, насчет того, что отец помирает, я не верю. С ним это случается каждый год, с моего рождения.