Третье воспоминание. Полтора года.
Мое второе лето. Снова дача. Отец уехал в отпуск. На месяц отложено строительство дома. Все в тихом расслабоне. Собрались на кухне, поскольку это единственное жилое место, все остальные комнаты в полном раскардаке — стены не обшиты, полы не проложены. Петька что-то рисует в блокноте, Янка ловит волну в приемнике, мама читает мне сказку. Несуетный загородный вечер. По улице проезжает одинокая машина. Тормозит. Все напрягаются и переглядываются. Я чувствую недоброе. Звук открываемой входной двери. Я съеживаюсь. Входит отец.
— Помоги, — командует он Петьке, — и брат уходит вместе с ним. Возвращаются они через несколько минут. Тащат большую коробку. Отец распаковывает ее. В ней телевизор. Он снимает с тумбы Янкин приемник и ставит телевизор на его место. Оглядывает нас. Все оцепенело молчат. Возвращения отца ждали еще нескоро.
— И это вы так рады меня видеть? — спрашивает он. — Я привез вам подарок, и не спасибо, ничего…
Мы молчим…
Четвертое воспоминание. Два года.
Отец живет дома не каждый день. Его работа как-то связана с дорогой. Сегодня он здесь. А мне плохо. Болит голова и тошнит. Ясли не работают, карантин. Мама спрашивает меня, хочу ли я остаться дома. Я отрицательно мотаю головой. Мы идем к троллейбусу и я надеюсь только на одно — что меня не вырвет по дороге к нему. Потому что, если влезем, дороги назад уже не будет, мама не повернет назад, а будет выхаживать меня на работе. Мы залезаем в набитый троллейбус. Как только дверь закрывается и он трогается с места, меня выворачивает на пассажиров. Никто, против ожидания, не кричит. Все как-то пытаются подбодрить маму, ей уступают место. Голова болит все сильнее, я проваливаюсь в черноту.
Пятое воспоминание. Два с половиной года.
Петьку я не люблю. Когда мы остаемся вдвоем, он вечно придумывает игры, которые интересны ему, но мне совершенно не нравятся. Сейчас у него нет настроения балагурить и шутить, он сосредоточенно рисует, забравшись на подоконник с ногами, и курит, выпуская дым в приоткрытое окно. Вдруг он откладывает блокнот и обращает внимание на меня:
— Эй, иди сюда.
Я подхожу.
— Никому не скажешь?
Я мотаю головой.
— Хочешь покурить?
Вообще-то не хочу, но он уже тычет в меня свою беломорину. Губы что-то обжигает. До сих пор не могу понять: он — что, сунул мне ее зажженной стороной в рот?
Шестое воспоминание. Три года.
Мама на работе. Соседей по коммуналке нет. Каникулы. Петька с Янкой дома. Я тоже — по случаю очередного карантина в детском саду. Играю в кубики на полу под столом. Мое любимое место — укромно, тихо; когда я там, меня обычно оставляют в покое. Возвращается из магазина отец. Что-то спрашивает. Не помню, однако, что. Петька нервно, прерывисто отвечает. Отец резко обрывает его и начинает говорить медленно и угрожающе. Я не вижу, но уже представляю, как брови его опускаются, нижняя губа выступает вперед, свинцовый взгляд уничтожает брата и сестру. Я почти перестаю дышать, надеясь, что отец забудет о моем существовании.
Он достает из сумки с продуктами сверток, высыпает его содержимое в углу. После этого что-то опять говорит. Я вижу, как Петька, в одних трусах, идет в угол и становится на колени. Ему явно неуютно там: он приподымает то одну ногу, то другую, лопатки его ходят ходуном.
В это время отец подходит к шкафу, что-то оттуда достает.
— Какой тебе больше нравится? — спрашивает он. Я осторожно выглядываю из-под края скатерти. Отец стоит перед Янкой, на стуле рядом с ним разложено несколько ремней. Я прячусь обратно.
Ни звука. Только свист и удар. Свист и удар. Петька и Янка молодцы. Они умеют молчать. Я бы не смогла, я безумно боюсь боли.
Однако, есть, наверное, Бог: мое желание исполнилось — отец забыл сегодня о том, что я существую.
Седьмое воспоминание. Три с половиной года.
И снова дача. Дома никого нет. Мама, Петька и Янка в городе, у них там свои дела. Отец оставил меня играть на участке и уехал на подъехавшей к дому грузовой машине. У него мания того, что я должна быть все время на чистом воздухе. Она никак не совпадает с моим желанием сидеть с игрушками под столом. Чтобы выманить меня из дома, отец применил взрослый приемчик: возвел на участке качели, повесил гамак, соорудил песочницу. Личная песочница — это, конечно, такая вещь, которая соблазнит кого хошь. Сижу, ковыряюсь в песке, вожусь с формочками, сооружаю куличи. В принципе, меня смело можно оставлять одну — я покладистый и спокойный ребенок, с которым не может произойти ничего страшного — я никогда не предприму того, что делать НИЗЗЯ. Ну, а насчет того, что нельзя, было предусмотрено и высказано все, на много лет вперед. Быстро проходит время, грузовик возвращается, набитый кирпичами. Отец что-то говорит, жестикулируя, шоферу. Тот сгружает кирпичи на площадку перед воротами. Потом отец снова садится в машину и, к счастью, не вспомнив обо мне, уезжает.