— А вы читали «Иллюзию жизни» Берга ло’Эрти? — мягко поинтересовался он.
В глазах Меллира появилось удивление. Он явно никак не ждал, что провинциальный барон знает об этой смелой философской книге, которую едва не запретили сразу после ее выхода, потому что она напрочь рушила все существующие каноны и стереотипы, призывая читателя взглянуть на привычные догмы со стороны, заставляя его думать самостоятельно, а не внимать увенчанным лаврами авторитетам.
— Читал, — неуверенно ответил юный граф. — Она о многом заставила меня задуматься.
Судя по его виду, ему очень хотелось поделиться с кем-то своими мыслями и выводами, но делиться было не с кем, никто в их группе не интересовался такими вопросами, не говоря уже о родственниках, ходящих по струнке перед старым генералом и не смеющих сказать ничего, что могло бы тому не понравиться.
— Меня эта книга тоже заставила многое переоценить, — негромко сказал Нир. — Особенно положения о сути божества и отношение человека к нему.
— Я удивлен, что автора за это не объявили еретиком, — слабо улыбнулся Меллир.
— Этого не случилось только потому, что ло’Эрти был дружен с тогдашним наследным принцем, тот и защитил своего друга от жрецов. Если бы не это, то торчать бы ему до конца жизни в каком-нибудь забытом всеми богами северном монастыре. Слишком он разозлил своей книгой жрецов и Альтери, и Найтери, и Хальтери. Я долго пытался понять, на какую же больную мозоль он им наступил, но так и не понял.
— Я тоже, — вздохнул граф. — Единственное, что могу предположить, так это, что жрецам очень не нравится, когда люди учатся думать; они желают, чтобы все только верили и не смели сомневаться ни в каких догмах, априори воспринимая их как единственную истину.
— А что, возможно, вы и правы, — задумался Нир, он под таким углом на книгу ло’Эрти никогда не смотрел. — Я думал, что жрецы невзлюбили его за то, что он разделил веру и религию.
— А может быть, обе причины верны?! — вскинулся Меллир.
Его глаза возбужденно загорелись, впервые юный граф встретил кого-то, с кем можно было поделиться своими мыслями, не боясь, что его тут же осмеют.
— Чего угодно молодым да-нери? — заставил обоих вздрогнуть голос трактирного слуги. — Только что каплун поспел, скоро поросенок дожарится.
Ниру было все равно, что есть, поэтому он бросил:
— По вашему выбору. Вина не надо, принесите морс, неважно какой.
— Мне то же самое, — поспешил сказать Меллир, которого разговор интересовал значительно больше обеда.
— С вас, да-нери, по полтора золотых.
От таких цен Нир чуть не задохнулся. В трактире, где он ел до сих пор, можно было вкусно пообедать за десять медных монет. С великим трудом он заставил себя казаться невозмутимым и бросил на стол два золотых. Граф сделал то же самое. Слуга подобрал деньги и мгновенно испарился. Заказанное принесли через несколько минут, все оказалось вкусное и свежее, но ничего особенного. Интересно, почему здесь такие дикие цены, неужели, только из-за престижности трактира? Похоже на то. Действительно, небогатый человек в такое место не зайдет, а если и заглянет по ошибке, то, услышав цену за обычный обед, тут же вылетит отсюда пробкой, чтобы поискать трактир подешевле — их в округе хватало. Нир раньше и сам поступил бы так, но теперь вынужден был соответствовать роли. Впрочем, деньги не его, так что ничего страшного.
За обедом они с Меллиром поговорили о многом, граф оказался очень интересным собеседником, он много читал и на многое имел свою точку зрения, не совпадающую с общепринятой. Неудивительно, что он держался в группе особняком — интересы большинства студиозусов были крайне просты и незатейливы, даже странно, что это высшие аристократы.
На следующей лекции новые приятели сели за соседние столы, немало удивив этим остальных студиозусов, привыкших, что Меллир всегда сам по себе. Многие про себя даже позавидовали графу, так быстро нашедшему общий язык с бароном — дружеские отношения со столь богатым человеком могли дать немало дивидендов в будущем. Им невдомек было, что Меллир ни о чем таком даже не думал, он, в отличие от них, в тряпках и драгоценностях не разбирался.