Все эти факты, в период после русско-японской войны, были истолкованы в смысле признания за резервными войсками ничтожной боевой годности, по крайней мере в первый, важнейший период войны. Признание этого положения сразу сбрасывало со счетов франко-русского союза те десятки резервных дивизий, мобилизация коих была вполне подготовлена в России, и создало тот безусловный перевес на стороне тройственного союза, который определял направление европейской политики в период 1906—1912 годов. Между тем вывод о ничтожной боевой годности резервных формирований русского, сравнительно сильного типа был сделан, может быть, решительнее, чем то обуславливало вполне хладнокровное размышление над событиями маньчжурского похода. Четвертый сибирский корпус, тоже образованный резервными полками, но мобилизованный первым, в весьма выгодных условиях, получивший кадры и прибывший на театр войны до тех пор, когда сложилась крайне неблагоприятная обстановка от понесенных уже нами неудач, действовал от начала до конца войны прекрасно. Пятый и шестой сибирские корпуса, располагавшие неудовлетворительными кадрами, плохо обученными, как и все войска московского и казанского военных округов той эпохи, мобилизованные в период смуты нашего отечества, втянувшие в свои ряды с толпами запасных — прапорщиков и солдат — все то недоумение, которое овладело русским обществом по поводу разыгравшегося на Дальнем Востоке акта великой исторической драмы, имевшие во главе неудачный подбор высших начальников, очевидно не могли сразу же удовлетворить трудным условиям войны. Безусловно чувствовалось отсутствие той идеи, которая так важна для русского солдата в обстановке резервной части и которая должна возместить ему все прорехи твердой организации и командования, обратив кампанию в крестовый поход, заинтересовав его настолько в исходе войны и боя, чтобы он мог чистосердечно решиться, надевая чистую рубаху перед боем, на победу и смерть. Остается только удивляться, как к началу 1905 года наши резервные полки успели настолько окрепнуть и обстреляться, что перестали уступать старым полевым полкам [...]
Хотя мы и имели полное основание полагать, что резервные войска будут несравненно лучше драться, имея за собой московский кремль, чем лупанарии Харбина, что переход к более краткому сроку службы, омолодивший состав “приходящих” запасных, выгодно отразится на резервных частях, однако при предпринятой капитальной реформе 1909 года мы пожертвовали заблаговременно имевшейся организацией резервных частей в пользу создания более сильной и лучше подготовленной перволинейной армии. Это не значит однако, что мы можем теперь противопоставить противнику лишь тот миллион штыков, который образуется тремя десятками корпусов. Позади них как во Франции, как в Германии, так и у нас носятся призраки новых миллионов бойцов — резервистов, ландверистов, территориальной армии — не в названии дело, боевой коэффициент которых, поколебленный русско-японской войной, представлял до последнего времени весьма загадочный вопросительный знак. Россия и Франция непобедимы, если коэффициент боевого достоинства второочередных формирований значителен, если тот океан штыков, который представляет русская земля, действительно колется, а не представляет лишь обманчивую декорацию. Если же судьбы народов решаются только усилиями перволинейных войск, то весьма вероятные первоначальные успехи тройственного союза должны оцениваться — на весах политики и стратегии — более высоко.
За интернов отвечает организация армии, за приходящих — та энергия, которую народ может вложить в свою защиту от боевой невзгоды. Успехи славянских, резервных по существу, войск на Балканском полуострове дают чрезвычайно ободряющий нас ответ — и не только с точки зрения всеславянской идеи, но и в техническом отношении. С точки зрения германской военной доктрины, исповедуемой и у нас широкими кругами “штундистов” в области военной мысли, болгарские и сербские войска, как принадлежащие к резервному типу, должны были потребовать много времени, чтобы сплотиться перед началом боевых действий, годились только для обороны и не способны были к решительным приемам в стратегии и тактике. Мы же видели на самом деле быструю изготовку, наступательный образ действий повсюду — и на театре войны, и на полях сражений и, наконец, применение самых решительных методов действий — Куманово, Киркилисэ, Люлэ-Бургас, Чаталджа.