Стеклянная трубка вонь закружила по периметру стола. Мужчина в очках вспоминал разные истории из юности и недавних лет, время от времени посмеиваясь над не понимающим их своим седым ровесником. Человек в камуфляжном комбинезоне молча слушал или вообще не замечал происходящего вокруг. Когда у мужчины в очках подугас запал ведущего, подруги охотно перехватили инициативу. В основном вспоминали о недавнем студенчестве, описывая его как самую счастливую, хоть и совсем не беззаботную пору. Подруги выдавали истории минувшего прошлого то рваными кусками, поначалу вводя слушателей в порой нелегкое заблуждение, то огромными полотнами, которые ничуть не утомляли своей шириной и длиной. Иногда языковых средств оказывалось недостаточно, и подруги устраивали настоящий театр: темная неоднократно забиралась на стол, один раз чуть не опрокинув его, для придания правдивости одной душещипательной истории светловолосая крайне правдоподобно притворилась полумертвой. Потом, когда речь зашла об одном особенно близком сердцам подруг эпизоде, им понадобилась помощь друг друга: светловолосая опустилась на пол, упершись в него локтями и коленями, и манерно изогнулась, темноволосая же ограничилась тем, что присела ей на закорки и взяла подругу за волосы. Мужчина в очках зааплодировал — до того, на его взгляд, вышло трогательно, я его точку зрения вполне разделял. Рассказав обо всем, что удалось вспомнить, слегка румяные подруги сели на свои уже полностью заслуженные места. Стеклянная трубка быстро помогла вернуть их лицам былой непринужденный цвет.
Мужчина в очках вдруг зачем-то вспомнил про время. Достав телефон, он посмотрел на тускло загоревшийся экран, а потом сказал, что не увидел абсолютно ничего интересного; ему все охотно поверили. Мужчина в очках снова стал молоть дыхательный зеленый чай. Пожилой мужчина в пальто продолжал дремать в кресле, не зная ни о чем. Когда посох мира запылал снова, мужчина в очках вдруг предложил и мне поделиться чем-нибудь с остальными. Как будто по команде настала абсолютная тишина, словно с воздуха сдули многовековую пыль. Я стал размышлять, перебирая в памяти заплесневелые корешки никому кроме меня не нужных секций. Лампа в углу подмигнула в очередной раз, и я ощутил в себе какой-то глухой толчок и почти сразу же — порожденную им темно-бордовую волну. Волна была странно знакома, как будто уже омывала меня когда-то, она не вытесняла из меня то, что я успел в себя вобрать, а двигалась параллельно ему, с какой-то пока еще неявной целью. Вместе с волной нарастала тревога, такая же туманная и душная. Что-то предчувствуя, я сказал, что мне нужно выйти подышать и за время своего отсутствия я обязательно вспомню что-нибудь интересное. Мужчина в очках кивнул, тонко улыбнувшись; ничьих больше взглядов я заметить не успел, поскольку бордовая волна стала шире и напористее. Кое-как распознав в прихожей свои кроссовки, я обулся и вышел.
Прерванная ночь задумчиво дыхнула мне в лицо колким морозом. Согнувшись и обхватив колени, я стал смотреть на снег под ногами, всем фибрами пытаясь заставить волну отступить обратно и улечься. Волна слушалась слабо, продолжая неминуемое движение. В груди становилось невыносимо тесно, хотя дышать было все так же легко. Я стал опускаться ниже, готовясь лечь грудью на снег, если понадобится — то и без футболки.
За спиной аккуратно скрипнула дверь. Подступившая волна замешкалась, и я сумел распрямиться. Обернувшись, я увидел седого ровесника мужчины в очках. Он, как и я, решил обойтись без куртки — должно быть, вышел ненадолго или искренне любил морозные ночи. В руке он держал пачку сигарет. Я ожидал перехватить его взгляд, но смотрел седой ровесник мужчины в очках не на меня, а на мою футболку, как-то слепо разглядывая изображенную на ней картинку. Седой ровесник мужчины в очках помолчал, а потом посмотрел мне в глаза и сказал, что такие футболки носят только мудаки.
Я вспомнил, как уверенный молодой парень с неброской табличкой на груди помог мне сделать правильный выбор. Лично меня высказывание седого ровесника мужчины в очках не задело. Обидно стало именно за парня с табличкой на груди.