Второй этаж встретил меня не слишком громкой музыкой и разнородным неоновым светом, в случайных дозах разбросанных по всему залу. Несмотря на обилие людей, тесноты я не ощутил. Почти все столы были заняты; я стал крутить головой, пытаясь что-нибудь распознать. Безрезультатно исследовав танцпол в конце зала, я повернулся и увидел руку, приветливо поднятую над столом в углу. Я присмотрелся и понял, что не ошибся, неопределенно махнул в ответ и пошел туда, где меня вроде как ждали.
Когда я приблизился, мужчина в очках усмехнулся и сказал:
— Мне кажется, я на любом кладбище твой монументик с полувзгляда распознаю, а ты-то чего рассеянный такой?
Мужчина в очках махнул, приглашая за стол.
Прежде чем принять его приглашение, я рассмотрел присутствующих. Обе подруги были здесь, светлая — рядом с мужчиной в очках, темная — напротив. Больше я никого не узнал. Мужчина в очках представил меня тем, кто видел меня впервые, разумеется, не назвав меня по имени, которого он не знал и сам. Я шагнул к столу, незнакомый человек в футболке с портретом какой-то архаичной киноактрисы доброжелательно улыбнулся и двинул ко мне незанятый стул. Подруги были единственными двумя женщинами за столом. Сев, я снова огляделся. Никаких необъяснимых метаморфоз в моей голове не происходило — глядя на улыбчивого мужчину в очках и абсолютно безразличных ко мне подруг, я понимал, что видел их всех совсем недавно и ничто в них за время разлуки не поменялось, хотя как будто неумолимо должно было. Мужчина в очках спросил, буду ли я что-нибудь. Я пожал плечами и взял меню в кожаной обложке, красивое и тяжелое. Мужчина в очках сказал, что сегодня по случаю его скорейшего отъезда абсолютно все — за его счет. Мне не очень хотелось тратить чьи-то деньги, поэтому я кивнул, но крайне невнятно. За каким-то дальним столом зааплодировали, я не понял, чему, и не стал это выяснять. Перевернув страницу меню, мимолетно снова взглянул на подруг — их лица были такими же серьезными, как в тот раз, когда черная машина привезла нас в одинокий дом, окруженный оградой. Вспомнив их голоса, которые слышал в самом конце, не видя их самих, я бегло изучил содержание покрытого прозрачным глянцем разворота и листнул дальше.
Незнакомые люди весело беседовали и вообще производили приятное впечатление. Ко мне никто из них не обращался, очевидно, из соображений какого-то изысканного этикета. Мужчина в очках в основном слушал, изредка поглядывая на экран телефона. Потом ему захотелось побеседовать со мной, и он жестом подозвал меня чуть ближе. Я сдвинул стул вправо, оказавшись с самого края стола. Светловолосая подруга размешала трубочкой термоядерную жидкость в высоком изящном стакане и взяла трубочку губами. Мужчина в очках поинтересовался, нравится ли мне здесь. Я пожал плечами и ответил, что в целом да. Мужчина в очках хитро улыбнулся и спросил, понравилось ли мне там.
Я вспомнил обо всем случившемся тем вечером непонятно где и сказал, что понравилось. Мужчина в очках польщенно кивнул и напомнил, что я могу заказывать что душе угодно. Вскоре пришел официант и принес две стеклянные колбы с длинными черными трубками. Мужчина в очках двинул одну колбу к светлой подруге, другую — к темной. Я невольно отвлекся от меню и мельком оглядел колбы, чтобы узнать, нет ли на них самих или на прикрученных к ним трубках маленьких дырок. Темная подруга взяла трубку и обхватила губами черный конец. Светлая не стала торопиться, видимо, ей не нравилось мешать жидкое и газообразное. Незнакомые люди слева от меня говорили о чем-то своем, я отстраненно прислушался. Человек в футболке с актрисой рассказывал соседям об искусстве, соседи улыбались, время от времени порабощено кивая. По мнению человека в футболке с актрисой, форма и содержание достигнут пика своей обоюдной эволюции, когда их невозможно будет различить. Мне показалось, что я где-то слышал нечто похожее. Человек в футболке с актрисой также считал, что у нынешних созидателей крайне притуплено одно чувство, фатально нуждающееся в абсолютной остроте — чувство прощения. Один из слушателей человека в футболке с актрисой на миг отвернулся, вытерев пальцами края глаз. По странному совпадению заиграла плывучая, до крайности полная огня прощения музыка. Люди медленно закружились на танцполе в катарсическом одурманенном ритме, кто-то сам по себе, многие — взяв друг друга. Мужчина в очках присмотрелся ко мне, глядя явно ниже моего лица. На крошечное мгновение в моей памяти восстал черно-белый обломок вечера в одиноком деревянном доме. Я вспомнил, как чуть раньше тем же вечером рассказал ему о том, как побывал в отделе, торгующем одеждой, но теперь мужчина в очках ни о чем не спросил — возможно, потому что теперь во мне было нечего узнавать. Молча полюбовавшись, он спросил, звать ли ему официанта. Я сказал, что позову сам. Обернувшись в поисках какого-нибудь человека в белой рубашке, я обратил внимание на один из столов и почему-то сразу понял, что это был тот самый стол, за которым недавно раздались аплодисменты. Отдыхавшие за столом были не старше меня, кто-то даже намного младше. Официант показался недалеко от барной стойки, я помахал ему, но он не увидел. Пробираясь сквозь зал, я невольно расслышал голоса из-за стола аплодировавших, там оживленно обсуждали что-то интересное. Официант не сразу понял, что мне нужно, но в итоге сделал пометку в блокноте и пообещал выписать отдельный счет. Возвращаясь, я снова посмотрел на стол, за которым аплодировали. Девица в странноватой клетчатой рубашке и с длинными тугими косами тянула руки к середине стола и неритмично шевелила пальцами, а вся остальная компания зачарованно следила за ее непонятными действиями.