Открытое пространство странно надавило, и я упал уже просто так, хотя как будто еще не обессилел. Подняв голову, посмотрел вперед. Она сидела в странной позе, упершись коленями в снег и свесив волосы через лицо; изгиб ее спины говорил, что больше она неуда не побежит. Я осмотрелся. Поляна была круглой, будто замерзшее озеро или арена. Лес окружил поляну беспросветным частоколом, поредев с одной стороны будто бы лишь для того, чтобы мы смогли до нее добраться. Снег был чище и белее, чем позади. Я привстал и подобрался к ней. Она качнула головой, показывая, что жива. Я прислушался и ничего не услышал. Оборачиваться не стал, готовый уже ко всему. Вдруг заснеженная поляна озарилась чистым, непонятным светом. Не уловив причину внезапного преображения, я без всякой надежды посмотрел вверх. Над заснеженной поляной зависла луна, сумевшая наконец прорваться сквозь черную гладь. Ночное светило взирало на нас, будто решая, достойны ли мы чего-либо. Откуда-то слева, из чащи донеслись едва слышные, осторожные звуки. Сердце уже не могло стучать; я просто сидел и ждал. Звуки были похожи на шаги, но до невозможности странные, гипнотизирующие. Что-то мелькнуло меж черных стволов, разогнав испуганный морозный воздух. Рядом хрустнул снег; краем зрения я увидел ее, подобравшуюся ближе и снова замершую. Между стволами снова что-то мелькнуло, но больше не исчезло. В голове тускло блеснуло, раскидав по случайным закоулкам завихренные штрихи, бесконечные калейдоскопы, крошечные таблички, на которых ничего нельзя было разобрать, таинственные взгляды и чьи-то руки, самоотверженно творящие безымянный, омытый кровью безысходности шедевр.
Мелькнувшее меж стволами вышло на свет и застыло. Я ощутил, как мое спертое дыхание пропало, став иным, менее осмысленным процессом. Вышедшее медленно шевельнулось, будто проверяя свою устойчивость перед ликом ночного светила, готового без всякой жалости отрезать явное от преходящего. Ничего не случилось, и вышедшее шагнуло вперед, став еще невозможнее. В голове снова вспыхнуло, перетасовав непостижимое даже не с детской, а с первородной беспечностью. Внутри меня будто бы зажглась одна из тех звезд, которых не было на небе.
Вышедшее из леса осторожно приближалось. Очевидно, ему было тяжело идти прямо, потому оно гнуло свое тело вперед, держа живот параллельно снегу под ногами. Не слишком внушительные, но несомненно гибкие и цепкие руки странно изогнулись, будто насмехаясь над вычурной прямотой, заставившей кого-то схватить с земли рабские регалии, чтобы хоть чем-то оправдать истинное уродство. Сильно выгнутые коленями вперед ноги ступали неторопливо и статно, но в этой поступи как-то странно мешались грация сибаритствующего в подневольных угодьях деспота и тщание охотника, притворяющегося беспечным и отрешившимся. Вытянутая вперед голова покачивалась на крепкой с виду шее в такт ходьбе, глаза размытого расстоянием цвета явно лукавили, глядя и в стороны, и прямо. Практически все тело от темени до острия выпрямленного для равновесия хвоста было усеяно беспросветным слоем каких-то непонятных изъянов, подобно штрихам порочной краски на лице обреченной соблазнительницы вдыхавших в обличие существа гипнотизирующе фатальную грацию, только здесь естество было изначальным и несмываемым. Я смотрел, застыв и не смея. Существо приближалось. Черная ткань под курткой на моем теле. Глаза, давно увидевшие и пока еще осмысляющие. Два прозрачных пакета, блестящих непознанной вечностью.
Луна стала ярче, явно польщённая необычайностью созерцаемого действа. Подойдя ближе, тварь остановилась снова, повернув голову набок. Нас разделяло шагов двадцать, не больше. Я рассмотрел тварь лучше и понял, что ее покров, издали показавшийся непонятно чем, состоял из роскошных темных перьев: короткие покрывали тело, шею и почти весь хост, заменяя волосяной покров, длинные свисали с передних конечностей подобно рукавам халата; кончик хвоста топорщился мощным опахалом, прижатые к шее перья торчали из темени, уподобившись гребню. Тварь подняла руку, похожую на выродившееся крыло, и сунула под нее вытянутую голову, быстрыми короткими движениями что-то там поправив. Потом тварь встала на одну ногу, чтобы почистить что-то у себя в промежности, и я заметил еще одну занятную деталь: на согнутой в невесомости ноге был огромный коготь, изогнутый безжалостным полумесяцем. Тварь поковырялась у себя в паху и подняла другую ногу: такой же коготь был и на ней. Разобравшись со своим туалетом, тварь подняла голову и только теперь посмотрела прямо на нас; глаза ее были желтыми подобно луне и такими же любопытными. Вытянутые челюсти раскрылись, и я увидел красное жерло с белеющими на его фоне зубами. Зубы были небольшими, но их было много. Тварь странно изогнула шею вверх и несколько раз ткнула носом воздух, словно наслаждаясь его податливой постижимостью. Длинный язык приподнялся над нижней челюстью и снова к ней прилип, ничем не впечатленный. Тварь наклонила голову и осторожно, вкрадчиво шагнула вперед, оставив вторую ногу на месте, будто готовясь к гимнастической растяжке. Тело опустилось к снегу, размазав тень твари подобно неудачно зародившейся вселенной. Оценив ее размер и сопоставив его с уже более-менее явными чувствами, которыми тварь делилась с нами, я не сумел сделать никаких выводов и продолжил порабощено наблюдать. Тварь пересилила затянувшееся мгновение и, завершив шаг, двинулась дальше. Теперь я мог рассмотреть ее зрачки, то сужающиеся, то расширяющиеся с каждым новым шагом. Перья на шее выпрямились и мелко задрожали в экстазе предвкушения. Что-то ярко вспыхнуло внутри меня и улыбнулось само себе. Девушка со светлыми волосами была где-то совсем рядом, но видеть ее я уже не мог.