а заодно и всю традиционную культуру как сугубо мужскую и,
следовательно, ложную. Самотождественность мужского созна
ния, пишет в этой связи Ш. Фельман, и "господство, на которое
оно претендует, оказывается как сексуальной, так и политической
фантазией, подрываемой динамикой бисексуальности и риториче
ской взаимообратимостью мужского и женского начал" (136,
с. 31).
Разумеется, теоретическая экзальтация в вопросе о женской
эмансипации может принимать различные формы, и у некоторых
французских теоретиков само понятие женщины стало выступать
в качестве любой радикальной силы, подрывающей все концеп
ции, предпосылки и структуры традиционного мужского дискурса.
В этом отношении показательно их сравнение с американскими
феминистками, которых, как уже отмечалось, в первую очередь
интересовали (по крайней мере в 70-х годах) более практические
вопросы социального и политического характера, а также специ
фика женского восприятия литературы, практические проблемы
146
ГЛАВА II
эмансипации литературы от доминирующей мужской психологии и
борьба против мужских жизненных ценностей, которыми, -- ив
этом они полностью согласны со своими французскими коллегами,
-- целиком пропитан окружающий их мир. Более конкретно спе
цифика их анализа заключалась в выявлении противоречий между
мужским и женским прочтением литературы, в ходе которого они
стремились продемонстрировать предрассудки мужской идеоло
гии.
Женское начало против "символических структур западной мысли"
Различие между американ
ской феминистской критикой и
французской проявляется весьма
отчетливо, если мы сравним ус
тановку Элейн Шоуолтер и
Джудит Феттерли на создание
специфического женского прочте
ния литературы и стремление
Кристевой, Кофман, Иргарай и С иксу выявить женское начало
как особую и фактически, по их представлению, единственную
силу (в психике, биологии, истории, социологии, обществе и
т. д.), которая способна разрушить, подорвать "символические
структуры западной мысли". Разумеется, их всех объединяет не
сомненная общность социально-психологических запросов и инте
ресов, которую лучше всего выразила Шошана Фельман, зани
мающая, если можно так сказать, срединную позицию:
"Достаточно ли быть женщиной, чтобы говорить как женщина?
Определяется ли это "говорить как женщина" неким биологиче
ским состоянием или стратегической, теоретической позицией,
анатомией или культурой?" (138, с. 3).
Юлия Кристева заявила в одном из своих интервью:
"Убеждение, что "некто является женщиной", почти так же аб
сурдно и ретроградно, как и убеждение, что "некто является
мужчиной". Я сказала "почти", потому что пока еще
по-прежнему существует немало целей, которых женщина может
добиться: свободы аборта и предупреждения беременности, яслей
и детских садов, равенства при найме на работу и т. д. Следова
тельно, мы должны употреблять выражение "мы -- женщины"
как декларацию или лозунг о наших правах.
На более глубоком уровне, однако, женщина не является
чем-то, чем можно "быть". Это принадлежит самому порядку
бытия... Под "женщиной" я понимаю то, что не может быть ре
презентировано, то, о чем не говорится, то, что остается над и
вне всяких номенклатур и идеологий" (202, с. 20-21).
147
ОТ ДЕКОНСТРУКТИВИЗМА К ПОСТМОДЕРНУ
При всей специфичности языка Кристевой, как всегда тре
бующего специального комментария, одно несомненно -- под
женщиной она понимает не существо женского пола, а особое
женское начало, мистическое в своей ускользаемости от любого
определения и любых идеологий. Провозглашаемая феминистской
критикой постструктуралистского толка "инаковость", "другость",
"чуждость" женщины традиционной культуре как культуре идео
логически мужской приобретает характер подчеркнуто специфиче
ского феномена. Естественно, что при таком абстракт
но-теоретическом и сильно мистифицированном понимании при
роды женского начала реальная противоположность полов декон
структивистски вытесняется.
Аналогичного образа мышления придерживается и Шошана
Фельман, заявляющая на основе своего анализа бальзаковской
"Златоокой девушки": "Женское начало как реальная инаковость
в тексте Бальзака является сверхъестественной не в том, что она
выступает как противоположность мужскому полу, а в том, что
она подрывает саму оппозицию мужского и женского начал"
(136, с. 42).
Женщина-читатель и женщина-писатель
Что же касается специфич
ности американского женского
прочтения текстов, то оно осно
вывается на авторитете психоло
гически-биологического и соци
льного женского опыта и женского восприятия литературы, т. е.
на своеобразии женского эстетического опыта. Эти вопросы есте
ственно затрагиваются и французскими теоретиками, чему немало
можно найти примеров. Тем не менее разница в акцентах весьма
существенна, так как в отличие от своих англо-американских кол
лег они в меньшей степени занять! проблемой женщины-читателя.
Например, Шоуолтер определяет задачу феминистской критики
как выявление того подхода, "в котором гипотеза о женском чи
тателе изменяет наше восприятие данного текста, побуждает к
осознанию его сексуальных кодов" (267, с. 25). Естественно, что
"сексуальные коды" понимаются здесь очень широко -- как
признаки духовно-биологического различия между женской и
мужской психикой; не следует также забывать, что по представ
лениям, в рамках которых работают эти критики, духовное начало
предопределяется, если целиком не отождествляется, с половым.
Если же говорить о специфике подхода Шоуолтер, то в центр
своих исследований она ставит не просто женщину-читателя, но
также и женщину-писателя, выступая в роли так называемой
148
ГЛАВА II
"гинокритики", занимающейся "женщиной как производительни
цей текстуального смысла, историей, темами, жанрами и структу
рами литературы, созданной женщинами. В число ее предметов
входят психодинамика женской креативности; лингвистика и про
блема женского языка; траектория индивидуальной или коллек
тивной феминистской карьеры; история литературы и, конечно,
исследование отдельных писательниц и их произведений" (там
же, с. 25). Типичными работами подобного толка можно назвать
упоминавшееся уже исследование С. Гилберт и С. Губар
"Безумная на чердаке" (163) и сборник статей "Женщины и
язык в литературе и обществе" (1980) (291).
На практике большинство феминистских критиков заняты
утверждением специфически женского читательского опыта, кото
рому приходится, по их представлению, преодолевать в самом
себе навязанные ему традиционные культурные стереотипы муж
ского сознания и, следовательно, мужского восприятия. Как пи
шет Анетт Колодны, "решающим здесь является тот факт, что
чтение -- это воспитуемая деятельность, и, как многие другие
интерпретативные стратегии в нашем искусстве, она неизбежно
сексуально закодирована и предопределена половыми различия
ми" (197, с. 588).
В частности, Марианна Адамс, анализируя роман "Джейн
Эйр" Шарлотты Бронте, отмечает, что для критиков-женщин
новая ориентация заключается не в том, чтобы обращать особое
внимание на проблемы героя, к которым критики-мужчины ока
зались "необыкновенно чувствительны", но скорее на саму
Джейн и на те особые обстоятельства, в которых она очутилась: