Выбрать главу

… у Леви-Стросса

Еще один характерный пример. В свое время Н. Автономова совершенно справедливо отметила еще в отношении Леви-Стросса «естественность» сопоставления «его концепции с концепцией «третьего позитивизма» и философов-аналитиков, для которых вопрос о роли и месте языка в логической структуре знания и соответственно в обосновании познания посредством языка был вопросом первостепенной важности» (4, с. 126). Хотя здесь она рассматривает проблему еще со структуралистской точки зрения, поскольку говорит о «роли структуры языка в обосновании познания» (там же, с. 126–127), последнее, т. е. роль структуры, далеко не столь актуально для «постструктуралистской программы», но сама сугубо языковая трактовка познания, общая для философов-аналитиков, структуралистов и постструктуралистов (другое дело, что постструктуралисты отказались как от структуры, так и от постулата личности), была ею отмечена абсолютно точно.

В этом плане заслуживает особого внимания то место в ее работе, где она весьма убедительно наметила общий контур эволюции взглядов Леви-Стросса от правоверно-структуралистской позиции к тенденции, которую в свете позднейшего развития постструктурализма нельзя назвать иначе как предпостструктуралистской: «Мы уже видели, как рационалистический (или даже, говоря словами Леви-Стросса, «сверхрационалистический») пафос его концепции уступает место сфере этического, как поначалу безоговорочное доверие к лингвистической методологии сменяется в более поздних его работах символикой музыкальных форм (в качестве концептуальной аналогии для этнологического исследования), как направленность на построение моста между природным и культурным сосуществует в его концепции с проектом растворения человека в природе, в совокупности химических и физических взаимодействий и т. д. и т. п.» (4, с. 141).

Можно полностью согласиться и с тезисом Автономовой, что в творчестве Леви-Стросса было два этапа реабилитации «структуры социальности и структур сознания первобытных дикарей» (там же, с. 142), и если на первом этапе ему удалось «доказать полноправное своеобразие первобытного образа жизни и мышления» (там же), то на втором, где он попытался обнаружить общечеловеческое, всеобщее измерение современной европейской и первобытной цивилизации, он встретился с трудностями, не разрешимыми в рамках своей собственной, т. е. структурной, методологии.

В своей известной работе о французском структурализме 1977 г. «Философские проблемы структурного анализа в гуманитарных науках» (4) Н. С. Автономова отмечает выявившуюся к рубежу 60-70-х годов «отчетливую противоречивость» позиций «традиционного структурализма» и «новой тенденции» в лице Дерриды, Барта, Фуко и Лакана: «На первый взгляд, рассмотрение концепций Деррида наряду с другими концепциями исследователей-структуралистов кажется не вполне оправданным, поскольку Жак Деррида относится к структурализму достаточно критично, усматривая в его «логоцентрической» направленности отчетливые следы западноевропейской метафизики» (там же, с. 159). И добавляет при этом: «Ни Барт, ни тем более Фуко или Лакан не соглашаются признать себя структуралистами; пожалуй, один Леви-Стросс открыто называет себя так, не боясь теперь уже несколько «старомодной» привязанности к идеалам естественнонаучной и лингвистической строгости» (там же). И тем не менее вопреки, казалось бы, столь очевидному размежеванию она приходит к заключению: «Однако есть основания условно называть, скажем, Фуко структуралистом второго поколения (после Леви-Стросса), а Жака Дерриду — теоретиком третьего поколения» (4, с. 159).

Постструктурализм — законный сын структурализма

И в принципе здесь нет ничего удивительного, поскольку, как уже не раз отмечалось, постструктурализм является законным сыном структурализма, так как вырос из него в результате долгого процесса постепенного трансформирования, видоизменяя исходные постулаты своего предка, и его недаром определяют как «постструктурализм». В каком-то смысле структурализм латентно содержал в себе предпосылки постструктурализма, которые находились в нем в скрытой или зародышевой форме и проявились открыто лишь тогда, когда стали явственно ощущаться ограниченность возможностей структуралистской доктрины, истощение ее теоретического потенциала.