И все же она оставила у всех чувство какой-то смутной неудовлетворенности. Начали появляться новые киберпанки - их можно было четко определить по манере письма, но никто о них раньше не слышал. Получилось так, что главной целью киберпанков было создание своей разновидностижанра, которую, как теперь выяснилось, можно легко имитировать. А поскольку надежды на то, что со временем у них появятся и более высокие цели, больше не было, то помочь им могло только чудо. "Меня уже не слишком заботит будущность технопанка, оказавшегося на краю пропасти, - сказал примерно в это же время Стерлинг, уже смирившийся с усмешкой судьбы. - Да, он будет выхолощен, спародирован и превращен в набор догм - но разве не то же самое случалось прежде с другими направлениями в НФ?" Ничего не поделаешь: тотальный успех такого сорта неминуемо приводит к гибели революции, и в этом смысле киберпанки как движение - что бы они сами ни говорили об этом - были уже мертвы.
Но хоть группировок больше не существовало, постмодернисты остались. Они просто поменяли немного литературные позиции. В конце концов, не так уж приятно постоянно ощущать наклеенный на тебя ярлык. К этому времени киберпанки проявили себя как яркие стилисты, но со слабиной в обрисовке характеров персонажей, гуманисты же считались хорошими знатоками человеческой природы, зато не столь изобретательными по части интересных идей. И хоть оба суждения были слишком однобоки, они все же давали возможность каждому подумать о своих недостатках и приступить к дальнейшему самосовершенствованию со всей энергией, на какую он только способен. Ряды недавних противников смешались - появилось движение, представители которого стали придумывать новые нагрузки для своих литературных мускулов. Так, Джеймс Патрик Келли, круто поменяв стилистику, в своей "киберпанковской трилогии" (уже упоминавшиеся рассказы "Солнцестояние", "Крыса" и "Шильонский узник") показал, что и он владеет ярким, пиротехническим типом описания - и, несмотря на свой костюм-тройку, владеет хорошо. Льюис Шайнер, с другой стороны, все больше тяготеет к неброскому, но выразительному прозаическому стилю, который с собственно киберпанком имеет мало общего. Ким Стэнли Робинсон, чьи романы "Дикий берег" и "Айсхендж" [Icehenge] были восторженно встречены и специалистами, и публикой, засел за новую книгу (и - временно - в Швейцарии, куда переехал по причинам, не связанным с фантастикой). Джон Кессел и Брюс Стерлинг решили написать несколько рассказов в соавторстве. Пат Кэдиган, выпустив итоговый номер своего интереснейшего фэнзина "Shayol", с неудержимым весельем продолжает выпекать идиосинкразические пироги из фэнтези и НФ. Руди Рюкер, спустившись с небес, написал роман "Смысл жизни" [The Meaning of Life] - полный мягкой самоиронии взгляд на детство и юность поколения 60-х. Стерлинг забросил писать о борьбе фракций и показал себя первоклассным стилистом. Многие из его новых работ - это попытка исследовать научные коллизии, попытка, свободная от "технологического" антуража современных НФ утопий и антиутопий. Наконец, самое замечательное, быть может, то, что Робинсон и Гибсон вступили в дружескую литературную переписку. Это запоздалое сближение проявилось и в их произведениях. Тем временем начали формироваться новые альянсы, новые созвездия писательских имен, многие из которых уже стали подумывать о новых поединках. Но уже на новом, более серьезном уровне.
Однако посреди этой резни и триумфа, хитроумных маневров и разбитых надежд произошло ещеодно важное событие: на сцене объявился еще один постмодернист. Это был Люциус Шепард, чей роман "Зеленые глаза", вышедший в серии "Асе Specials" (жуткая комбинация из биохимии и колдовства вуду), прошел поначалу практически незамеченным, а теперь взлетел вдруг в зенит. Свой первый рассказ, "Глаза отшельника" [Solitario's Eyes], Шепард напечатал в 1983 году. Но уже в 1984-м выбросил на-гора бесконечный, казалось бы, поток превосходных рассказов, среди которых особо выделялся своей мрачной свирепостью "Сальвадор" [Salvador]. К концу года три рассказа его оказались в "небьюловском" списке, и хотя ни один из них премии не получил, всем стало ясно, что это лишь вопрос времени.
* * *
Шепард - еще один писатель чертовски высокого роста; если вам вздумается побеседовать с ним, Гибсоном и Кесселом одновременно, могу гарантировать - на следующее утро у вас будет болеть шея. Он носит в ухе серебряную серьгу в форме человеческого черепа и имеет, по-видимому, довольно романтическое прошлое, о котором все по отдельности что-то знают, однако в целом картина не складывается. Почти наверняка он много путешествовал по миру - об этом можно судить хотя бы по разнообразию и экзотичности антуража, с большой убедительностью описанного в его вещах. Явно не понаслышке знаком он и с жизнью "дна", за описание которого брались многие фантасты, но, как правило, без особого успеха, - свидетельством тому могут служить такие его рассказы, как "Черный Коралл" [Black Coral] и "Рассказ путешественника" [A Traveller's Tale]. Часто он описывает и будущее стран "третьего мира" - тема, о которой лишь немногие из американцев осмеливались до сих пор заикнуться.
Но что особенно важно для нас - Шепард не принадлежит ни к лагерю киберпанков, ни к лагерю гуманистов. Его произведения соединяют по-киберпанковски острый сюжет с традиционным для гуманистов вниманием к людям и в то же время не содержат пиетета перед "технологией", с одной стороны, а с другой - демонстративной литературщины. Тем не менее интуиция заставляет меня отнести Шепарда к постмодернистам. В общем, чем клеить на него очередной дурно пахнущий ярлык, давайте лучше присмотримся к нему повнимательнее. Он - симптоматичная фигура, предвещающая новую волну авторов, которая вот-вот накатит на нас из мрака неизвестности. Вы чувствуете? Вот трескается под ногами земля, и зеленый росток еще одного молодого таланта пробивается к солнцу. И клокочущий вал перемен вновь устремляется вперед. Ну а дальше - как обычно. Одни писатели, имеющие уже известность, лишатся ее, другие, еще не имеющие, - обретут. Репутации будут расти и рушиться. Кто-то вечно будет лишь на шаг от успеха, но никогда не добьется его. Другие годами будут пребывать в тени, прежде чем вспыхнут светилом, которое ослепит нас. И смирятся сильные, и вознесутся смиренные. И свершатся все библейские пророчества. Короче говоря, в научной фантастике ничего не изменится, все будет точно так же, как было уже много раз до этого.