Роман Леонов
Постный помин
– Что же вы так долго, отче? Народ ведь уже собрался. Неудобно даже перед людьми-то… – ворчала пожилая женщина, встречая священника.
– Так ведь Великая суббота. В храме народу было много. Куличи святили, – начал было батюшка, но не успел закончить, как его оборвала хозяйка.
– А нам вот не до куличей. Идемте скорее в дом…
И старуха довольно бодро для своего возраста зашагала в сторону крыльца, не обращая внимания на гостя. Священник был немного удивлен таким приемом, но последовал за ней. Перед входом в дом он осенил себя крестным знамением и еле слышно прошептал: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас».
В доме было много народу. Не уместившиеся в комнатах стояли в сенях. Священнику пришлось протискиваться между ними. Старуха уже скрылась из вида.
В комнате, справа, под святыми образами, стоял гроб, вокруг которого теснились люди. По-видимому, старуха уже объявила, что батюшка прибыл, потому что собравшиеся уже начали затепливать свечи. Хозяйка стояла у изголовья покойного. Рядом с ней были две уже немолодые женщины в черных платках. По-видимому, это были хозяйские дочери, которые давно жили в городе и редко бывали в родной деревне, поэтому священник их не знал.
Священник без суеты, но довольно бодро и уверенно благословил епитрахиль, поручи и начал облачаться. Он заметил, что старенькие иконы были накрыты белым рушником, на концах которого были красными нитками крестиком вышиты цветы и птицы. У образов горела лампада. На стене, между окнами, висело большое овальное зеркало, которое сейчас было завешено белым полотном. В комнате было душно.
Облачившись, священник достал из кармана требник, открыл на странице, предварительно заложенной тоненькой лентой желтого цвета, и начал молитву.
Почивший старик был известен каждому жителю деревни. Прежде он служил председателем колхоза. При нем хозяйство было крепким, да и люди жили неплохо. Как начальник, он был строг, но справедлив. В работе требовал отдачи, но и сам трудился с утра до ночи, а если того требовало дело, то мог и ночью быть на «боевом посту». При этом личное его хозяйство ничуть не отличалось от соседского. Лишнего взять из колхоза он никогда себе не позволял, за что часто был упрекаем супругой.
Когда ему пришло время выходить на пенсию, пропала Страна Советов. Он тогда шутил, мол, не успел я отойти от дел, как за полгода разбили систему, не сберегли, говорил, мол надо было оставаться у руля. А «у руля» он всё-таки остался, правда, невольно. Мириться с несправедливостью и искусственным неравенством он не мог. В трудные времена после распада Союза помогал односельчанам, кому словом, советом, а кому и делом – письмо составить, примирить соседей, даже отдавал продукты осиротевшим вдовам, которым нечем было детей кормить. Когда в округе начали вспоминать о духовности, этот старик помогал собирать средства на восстановление храма в соседнем селе. Еще в бытность председателем он не позволил растащить закрытую церковь на кирпичи, организовав там колхозное хранилище. Здание храма от времени и без должного ухода, конечно, обветшало, но всё же это было гораздо лучше, чем если бы церкви не было вовсе.
Вот так и прошла его жизнь. Проводить старика в последний путь собралась все, кто жил с ним рядом. Священник после похорон отправился в храм готовиться к праздничной Пасхальной службе, а всех остальных жена покойного звала на поминки. И многие пришли.
На столе, несмотря на Великую субботу и как полагается широкой русской душе, было множество разносолов. «Не могу же я опозориться на всю деревню», – говорила вдова, раздавая распоряжения помогавшим готовить. И действительно, народ был доволен. Поминки выдались торжественными, можно даже сказать, пышными. Многие из гостей пробыли в доме вдовы дотемна.
Несколько соседок и дочери помогли вдове навести порядок, и дом погрузился в тишину. Засыпая, старуха всё думала, всем ли смогла угодить, всё ли было хорошо. И окончательно уверив себя, что всё в порядке, спокойно заснула.
Но спокойствие ее было недолгим. Во сне ей привиделся покойный супруг. Он сидел на своей кровати за печкой. Просто сидел и смотрел вперед. И с первого взгляда человек, который его плохо знал, мог увидеть в нем вполне ровное и, может быть, даже равнодушное расположение. Но старуха прожила с ним всю жизнь и точно знала, что таким собранно-сдержанным ее муж бывал только в моменты сильного душевного напряжения. Публичность и долгое нахождение на руководящей должности научили его внешне держаться спокойно, но никто до конца не знал, какие бури и грозы переживало его сердце.