Губы у него оказались мягкими, но чуть шершавыми, властными и сильными. Они буквально сразу захватили мой рот целиком, раскрывая навстречу неведомым ласкам. Пока его губы ласкали мои, наши языки совершали какой-то неземной танец, то касаясь друг друга, то отстраняясь, и поочерёдно проникая в горячие распахнутые рты. Я расплавилась и обмякла, как тряпичная кукла, и даже позволила ему нащупать грудь.
— И вовсе она не маленькая, — жарко шепнул он, сжимая в ладони встревоженный холмик, — в самый раз!
Я блаженно застонала и закрыла глаза, чувствуя, как пальцы поглаживают ставший твёрдым сосок. Внутри меня, внизу живота было так горячо! Я, точно сосуд, наполнялась приятным, томительным теплом. Однако попытка проникнуть в трусики, привела меня в чувство! Я схватила его ладонь и смущенно опустила глаза.
— Я еще девственница, — призналась я.
— С ума сойти! — хрипло выдохнул Рома.
— В смысле, ты удивлён? — уточнила я, чувствуя, как твёрдая мужская плоть рвётся наружу.
— Я счастлив, — он нежно коснулся моей щеки и отстранил, — но, если ты не готова, я не буду настаивать.
Он был нежным и неторопливым, как гурман, знающий, что впереди его ждёт самое вкусное блюдо...
Я ласкала себя перед сном, представляя, что это его руки гладят моё тело. Фантазируя, каким должно быть сильным он окажется!
Перемены в моем настроении заметили все.
— Деточка моя похорошела! — приговаривала мама, как в детстве, расчёсывая мои волосы, — И как зовут нашего кавалера?
— Рома, — не скрывая гордости, отвечала я.
— Не было у меня дочерей, не знавал я хлопот! — причитал дядя Вадик, когда я возвращалась домой позже оговоренного срока, с распухшими от поцелуев губами и охапкой полевых цветов.
Артём помалкивал. Теперь мы с ним были на равных! И мой кавалер превосходил его по всем показателям.
Глава 35. Артём
Я бесился, не находя себе места! По ночам рвал зубами подушку. Я ненавидел её, эту вонючую целку. Его, этого говнюка! Он трогал её, целовал! Что ещё он делал с ней? У них уже было? Меня так и подмывало схватить её, прижать к стене и спросить прямо в лоб:
— Он тебя уже выеб*л?
Я выбрасывал за ворота ее уродские букеты, и она начала уносить их к себе в комнату. Она лежала там, через стенку, довольная, счастливая, с тупой улыбкой на лице. А я до утра не мог заснуть, вставал и смотрел на себя в зеркало, не узнавая…
«Задрот», — говорил я своему отражению. И однажды разбил его вдребезги, поранив руку.
— Что с тобой, Тёмка? — беспокоился отец.
— Нормально всё, — огрызался я, и запирался в комнате.
Вконец измотанный, выжатый, как лимон, я выложил всё Димке.
— Так отпизд*ть его надо! — без предисловий заявил друг.
— В смысле? — испугался я.
— Да ну, не сильно! — махнул рукой Димон, — Так, маленько, чтоб страх не терял. Ребят соберём, встретим как-нибудь вечерком. И у шлюшки этой мозги на место встанут, когда поймёт, что хренового защитника нашла.
— Не называй её так, — сквозь зубы рявкнул я.
— Ооооо, — протянул Димон, глядя на меня, как врач на пациента, — Как тебя вштырило!
Я выдохнул и прикрыл глаза.
— Да не боись, Тёмыч! Всё сделаем по первому разряду, — заверил он.
Я повёлся! Ухватился за эту мысль, как за единственную возможность избавиться от него. От этого прилипалы. Пока он не добился своего. Пока не засадил ей… первым! На что я рассчитывал? О чём думал? Сейчас сложно сказать. Тогда мною целиком и полностью владели чувства, далекие о человеческих.
Нинка собиралась на очередное свидание. С тех пор, как она стала встречаться с ним, её гардероб изменился. В нём появились платья, и даже каблуки. Она стала подкрашивать ресницы и забирать назад волосы, обнажая шею. Видимо, так проще предаваться ласкам?
Краем глаза я наблюдал, как она завершает подготовку, особенно тщательную в этот раз. Неужели запланировала расстаться с девственностью?
«Ну, детка, не выйдет!», — злорадно ухмылялся я про себя.
— На тебе десять рублей, — я бросил на тумбочку пару пятаков.
— Зачем? — она уставилась на меня своими бездонными глазами.
— Купи себе чупа-чупс для завершения образа! Мечта педофила! — процедил я.
Нинка сглотнула, отбросила назад волосы, открывая манящие округлости плеч.
— Какой же ты мерзкий! — грустно сказала она. И я вдруг понял, что и в самом деле омерзителен. Даже самому себе.
Димон отзвонился затемно.
— Дело сделано! — сообщил он, точно речь шла о чём-то противозаконном. Хотя, отчасти, так оно и было…
— Он…, — я запнулся.