— А вот и Юра наконец пришел, — встретила меня мама совсем не сердитым голосом. — Быстрее стряхни-ка с валенок снег и садись за стол. Сейчас будем ужинать.
Лилька выбежала следом за мной в прихожую. Пока я обметал веником валенки, она стояла возле и болтала всякую чепуху.
— А к нам дядя Дема пришел, — вдруг ни с того ни с сего сказала она. — И ты ничего не знаешь.
— Пришел, и ладно! — фыркнул я.
— Он не в гости пришел, а насовсем. Будет жить у нас. Он апельсины принес. Тебе и мне...
Лилька подбросила апельсин и рассмеялась.
У меня из рук выпал веник.
— Ты почему молчишь, Юрастик? — спросила Лилька, удивленная моим молчанием.
Я не мог сдвинуться с места, не мог выговорить слова.
— Вы чего, ребятки, там застряли? — спросила мама, выглядывая из комнаты.
Я вошел и остановился на пороге.
— Юрочка, что с тобой? — спросила мама испуганно.
Не знаю, почему так получалось, но когда дядя Дема заходил к нам только посидеть, я даже радовался. А сейчас...
Все это было очень странно и непонятно. Нет, я не хотел, чтобы этот человек остался у нас навсегда. Пусть приходит в гости, пусть сидит, если ему нравится, но насовсем...
Я стоял у порога и смотрел на дядю Дему. И зачем он понадобился матери? И макушка чуть-чуть с лысинкой, и лицо обыкновенное, и нос как у всех. Вот разве только усы, похожие на густую маленькую щетку. И пиджак, который висит на спинке стула, — тоже простой, серый, и хоть бы одна орденская колодочка, хоть бы одна медаль...
Я отвел глаза, взглянул на стену и мне стало не по себе. Вместо отцовской карточки над моей кроватью едва заметно темным пятном на обоях выделялся прямоугольничек. Все понятно. Понятно, зачем разрядилась мать, точно в праздник, для кого заплела как-то по-особенному косы. Понятно, почему сняла со стены карточку папы. Теперь-то я уж знал, из-за кого выгнали на мороз Бродягу...
— Юрастик, что же ты молчишь? — Лилька стояла со мной рядом и дергала меня за руку. — Все стоишь и все молчишь. Тебя ведь мама спрашивает...
— Зачем он опять пришел?—вырвалось вдруг у меня.
— Ты про кого, Юрочка?— удивленно спросила мама.
В комнате сделалось тихо. У матери как-то странно дернулся подбородок, глаза смотрели испуганно, виновато.
— Вот так история! — проговорил густым баском дядя Дема и, тяжело поднявшись со стула, подошел ко мне.— Не думал я, сынок, что у нас так получится...
Он занес над моей головой руку с неуклюжими пальцами. Я отпрянул, втянул голову в плечи, но тяжелая ладонь лишь осторожно притронулась к колючкам моих волос.
— Я-то думал, что мы с тобой друзьями будем? — опять сказал дядя Дема. — А ты, оказывается, против меня.
Я выскочил за дверь, влетел в кухню и уткнулся в угол. Бабушка Селиванова всполошилась, принялась трясти меня.
— Что случилось-то, несуразная твоя головушка? — испуганно спросила она.
— Пусть... пусть он сейчас же уходит!
— Тише, тише, голубчик. Разве можно так? Ну, что о тебе подумает человек?
— А мне наплевать, пусть думает что хочет.
Тут из комнаты вышла мама. Она подошла ко мне и повернула к себе лицом.
— Что с тобой, Юрик? — спросила она мягко, прижимая мою голову к своей груди и целуя в макушку.
— Он и взаправду останется у нас жить? Ты из-за него Бродягу выставила? Из-за него?
Она попробовала уверить меня, что Бродяга выскочил на улицу сам, что его никто не собирался гнать, а наоборот, звали домой, но теперь я не верил матери.
— Опомнись, сынок, — сказала наконец бабушка плачущим голосом. — И за что ты накинулся на такого человека? Разве впервые видишь Дементия Ильича? Разве не знаешь его?
А мне было наплевать, что он добрый и хороший! Хоть бы золотой был, и то не нужен!
— Юрий, — сказала мама твердо. — Прошу тебя, перестань. Давай поговорим спокойно, как взрослые люди...
Она посмотрела на дверь, в которой показалась высокая фигура в противном сером пиджаке. «Ага, оделся! — подумал я со злостью. — Уходишь? Испугался?»
Дядя Дема подошел к нам и спросил, почему мы все забились на кухню и о чем шепчемся?
Я опустил глаза на его противные начищенные сапоги и ответил, что посторонним совсем не обязательно знать наш разговор. Он тихо крякнул, провел двумя пальцами по усам, посмотрел на маму, а она на него. Потом наморщил лоб, о чем-то подумал немного и, обняв маму за плечи своими ручищами, увел ее в комнату.