— Даже не дотронулся. На комоде лежат.
— Глупо!—категорическим тоном произнес Гурик.— Нет, Клюквин, тебе нельзя сдаваться. А то наплачешься...
— Это еще посмотрим, — сказал я.— Посмотрим, кто кого. Я знаю, что надо сделать. Уже придумал. Возьму и уйду из дома. Пусть остается и сам доедает свои апельсины...
— Вот это разговор! — обрадовался Гурик. — У меня так и чуяло сердце! Я и сон сегодня видел, будто мы с тобой летим на Северный полюс-3. Бежать, так бежать вместе. Меня тоже не особо манит сидеть дома и ждать у моря погоды. Забирай-ка сейчас же все нужное в дорогу, пошли ко мне и обсудим. Только с одним условием — Лильку не брать. Знаешь, как мы с ней намучаемся?
Я усмехнулся и подумал, что Лильку теперь не только на полюс, но и на улицу калачом не выманишь.
Я велел Гурику подождать за калиткой, а сам вернулся домой, чтобы захватить нужные вещи.
Мама была на кухне и о чем-то тихо разговаривала с бабушкой Селивановой. Я быстро прошмыгнул в комнату, размышляя, что прихватить в дорогу с собой. Дядя Дема по-прежнему спал, раскинув свои ручищи, и даже не пошевелился, когда я нечаянно задел стул и тот грохнулся на пол.
Что взять с собой? Подумал, подумал я и решил в первую очередь забрать книги. Жалко было с ними расставаться. Потом я засунул в сумку коробочку с рыболовными крючками, перочинный ножик, альбом с марками и кой-какие другие мелочи. Не мешало бы прихватить и теплую фуфайку— кто знает, какие морозы будут держаться и где я буду находиться. Фуфайка лежала в верхнем ящике комода, и я открыл его. Будто током меня хватило! Угораздило же маму спрятать деньги под мою фуфайку!
Я никогда не брал ни копейки и сейчас бы не позарился, но вспомнил — ведь придется ехать на поезде, а кто меня посадит даром? Я скосил глаза на дядю Дему — он спал. Притронулся к бумажкам и отдернул руку. Потом вынул из пачки две сотенных бумажки, подумал и прибавил к ним третью. Было очень тихо и страшно. Раздались мамины шаги, и я, как ошпаренный, отлетел от комода.
Мама вошла, увидела открытый ящик, поморщилась — очень не любила она беспорядка — и закрыла его. Ей и на уй не пришло пересчитать деньги.
— Ты куда, Юрик, опять собрался? — спросила она шепотом. — Разве можно так бегать, мой глупенький? Весь лоб в испарине! —Она присела рядом со мной на диван и подолом фартука вытерла мой лоб. — Лучше разденься да отдохни, почитай.
Я взглянул на свою кровать, на маму и едва не расплакался. Так не хотелось никуда уходить. Едва-едва удержался, чтобы не вытащить из кармана деньги и не отдать их маме. Но тут я вспомнил, что за калиткой ждал Гурик,— попробуй, обмани его! Завтра в класс не войдешь! Нет уж! Если решил, так решил.
Я сказал маме, что хочу сходить к товарищу и подзаняться вместе с ним по арифметике.
— Только, пожалуйста, не к этому рыжему, — предупредила она.
— К Пете Тарасову пойду...
Забрав сумку с книгами, я ушел. На улице в последний раз глянул на свои окна, за стеклами которых виднелись цветы, свистнул Бродягу.
Гурик открыл дверь своим ключом и протолкнул меня в прихожую.
— Входи и располагайся, как у себя дома. Да ты не дрейфь. Никого нет, и никто тебя не съест! Мама заявится очень поздно, а папка в командировке и прикатит только завтра утром.—Тут Гурик стащил с себя ушанку, заячью шубу, шарф и все это свалил прямо в угол. — Да ты что застыл у двери столбом, Клюквин? Раздевайся, проходи! Если хочешь, можешь даже душ принять и чаю напиться. У нас всегда есть горячая вода.
Душ я принять отказался, от чая тоже. В такой момент не хватало только мыться, а потом рассиживаться за столом в чужой квартире.
— Ну, как хочешь, — согласился Гурик и потащил меня за собой в комнату. — Это у нас столовая.
Все-таки какой же дурень этот Гурик Синичкин! Жить в такой квартире и вдруг задумать бежать неизвестно куда. И каких только вещей не было напихано в этой столовой: под ногами огромный ковер, картины на стенах, громадный, точно слон, буфет, широченный, без спинки, диван со множеством подушечек... Я стоял, разглядывал, хмурился... Никогда даже и в голову не приходило, чтобы зимой так много могло быть света в комнате.
— У нас вся мебель болгарская,—похвастался Гурик и для чего-то пристукнул кулаком по овальному столу, который занимал почти всю середину комнаты. — И стулья тоже из Болгарии. Обрати внимание, Клюквин, на их спинки. Видишь, как выгнуты...