Тут он поднял голову, глянул на ходики и присвистнул.
— Вот так история! Времени-то уж сколько набежало. Торопливо отряхнув с колен опилки, дядя Дема тяжело поднялся, схватился за веник.
— Я приберу, идите, — сказал я.
— Вот и ладно. Только планки да фанеру не выбрасывай. Смотри, чтобы бабка на что-нибудь их не приспособила. Вернусь — доделаю этажерку. Книги-то разбросаны по всем углам, даже под кроватью валяются. Тут я без тебя похозяйничал немного. Видел, обновку купил? За ним тебе уроки способнее будет делать. Займешь ящики, по правую сторону которые...
Он быстро надел свою тужурку, перешитую из шинели, нахлобучил кубанку с желтым кожаным верхом.
— Поленницу тоже не забудь сложить, — сказал он, взявшись за дверную скобку. — Наслышался тут я о ваших чудачествах...
Он ушел, а я еще долго сидел и смотрел на планки, чурбачки, золотистые колечки стружек. Бродяга тихонько подполз ко мне, потерся боком о мои ноги, зевнул.
— Вот какие бывают дела, Бродяга, — сказал я.
Мне очень и очень не хотелось идти в школу. Я просто не знал, как покажусь на глаза ребятам и Софье Ивановне. Наверное, уже постарались, вывесили «Кляксу», размалевали нас с Гуриком разными красками. Хорошо было дяде Деме рассуждать, а попробовал бы он побыть на моем месте хоть одну минуту. Ему что, ему ничего! Его дело сторона, его не станут разбирать на классном собрании и стыдить, как самого последнего человека. А если вдобавок узнали про деньги — то и совсем... Нет, я не хотел даже думать, что может случиться.
Когда я подошел к классу, то зажмурился, немного постоял у двери. Потом передохнул, вошел, будто нечаянно посмотрел на стену. «Кляксы» не было.
— Клюквин приехал! — закричал кто-то из ребят. Все сорвались с мест, окружили меня, начали расспрашивать. Девчонки, как полагается, успели сочинить небылицы. Откуда-то услышали, что меня привезли в отдельном вагоне с двумя милиционерами. Некоторые ребята мне завидовали, а Гурика называли настоящим героем. Но вот в класс вошла Натка Черепанова, и сразу стало тихо. Девчонки быстро расселись за парты, принялись шептаться.
Натка прошла мимо меня, высоко задрав голову, не взглянула, только фыркнула. Тут Петя Тарасов спросил ее, почему до сих пор не вывесили «Кляксу» и куда смотрит она, как председатель совета отряда. Натка заявила, что листок будет готов к концу занятий.
После первого урока Натка вместе с Петей Тарасовым куда-то скрылись, наверное, в учительскую, а скорее всего к школьной пионервожатой советоваться, как им поступить со мной. Они вернулись к самому звонку, недовольные и расстроенные. Петя все приглаживал свои кудри, а Натка покусывала носовой платок, зажатый в кулаке. Весь второй урок они о чем-то шептались, спорили и, кажется, поссорились. А в большую перемену, когда я смотрел в окно, ко мне подошел Петя Тарасов. Он покашлял над моим ухом, потом сообщил очень интересную вещь. Оказывается, Натка сегодня чуть-чуть не отморозила себе нос, пока бежала в школу. Она жила очень далеко, почти на окраине города.
— Ты, чудак-рыбак, наверное, сейчас стоишь и думаешь, что поступил очень умно? — вдруг спросил Петя с улыбочкой.— Наверное, воображаешь себя героем?
Я огрызнулся, попросил, чтобы он оставил меня в покое, и сказал, что если ему мало места, то могу отойти. Но Петя сказал, что места ему вполне достаточно, а только он хочет поговорить со мной по душам, как староста класса.
— Видишь ли, Клюквин, — начал он, смотря поверх моей головы. — Я бы не стал с тобой толковать. Мне наплевать на тебя, бегай себе на здоровье. Но ты смущаешь других ребят. А вдруг возьмут и все из класса разбегутся по твоему примеру?
— Если дураки, то пусть бегут,— буркнул я и тут же спохватился, сообразив, что спорол настоящую глупость.
— Наконец-то признался!—торжествующе сказал Петя и оглянулся.
Натка тут как тут. Спрятав по привычке руки под фартуком, она остановилась около нас, усмехнулась.
— Если бы ты был пионер, Клюквин, — начала она,— то мы наверняка исключили бы тебя из отряда. Но ты самый настоящий неорганизованный, поэтому Тарасову придется собирать специально из-за тебя классное собрание. Пусть твой поступок обсудят все...
— Обсуждайте, если нравится.
Натка вздохнула.
— Тебе придется, Клюквин, привести на собрание отца,— сказал Петя. — Пусть он объяснит твое поведение.
У меня даже потемнело в глазах.
— А если у меня нет его? — выкрикнул я. — Может, послать за ним в Москву? Может, дать телеграмму, чтобы срочно выехал на ваше собрание?
— А ты не волнуйся, Юрик! Не надо кричать! —совсем тихо остановила меня Натка и, вытащив из-под фартука одну руку, положила ее мне на плечо. — Пусть придет твой отчим...