— Мы ведь знаем, что у тебя новый отец, — добавил Петя.
— И никакой он мне не отец. Всякого в мои дела нечего вмешивать...
Я стряхнул Наткину руку со своего плеча. Натка пригрозила, что если я не приведу дядю Дему подобру, то сама отправится к нам на дом и предупредит его от имени всех, чтобы он явился в класс.
— Может, еще Софью Ивановну с собой возьмешь, когда к нам вздумаешь идти? — вырвалось у меня сгоряча.
— Софью Ивановну? — переспросила Натка. — Еще неизвестно, захочет ли Софья Ивановна смотреть на тебя. Интересно, что ты ей теперь будешь плести в свое оправдание? Опять давать слово и обещать? Ну, скажи, пожалуйста?
У меня противно засосало под ложечкой и сразу испортилось настроение. Натка угадала. Я даже боялся подумать о последнем уроке. Что скажет Софья Ивановна, когда придет в класс? Станет пробирать перед всеми, начнет стыдить? Но все случилось вот как. Софья Ивановна вошла в класс, раскрыла журнал, начала урок, а в мою сторону даже не посмотрела, точно за партой никого не было. Очень неприятно бывает, если учитель не замечает тебя на уроке. Я все сидел и ждал, вызовет она меня к доске или нет. Но Софья Ивановна опросила почти всех ребят, даже отличников, а про меня будто забыла. Тут я вспомнил наш с ней разговор и догадался, к чему она клонит. Ну, что ж, уйду из школы. Поступлю на работу. Нарочно попрошусь дворником на проспект. Буду каждое утро разметать перед подъездом ее дома тротуар, пусть видит и мучается за меня.
Весь урок я продумал, даже вспотел, а после звонка точно кто меня под локоть толкнул, не вытерпел и разлетелся вместе с остальными к столу.
— Здравствуйте, Софья Ивановна! — выпалил я и нарочно подлез под самую ее руку.
— Здравствуй, Клюквин, — ответила она каким-то скучным голосом, и я понял, что все пропало окончательно и бесповоротно. Софья Ивановна закрыла классный журнал, повернулась к Пете Тарасову, которому не терпелось спросить, на какой день лучше всего назначить собрание. Не мог поговорить в другой раз!
— Подождем приезда Синичкина! — посоветовала Софья Ивановна: — Соберемся несколько позднее, чтобы итоги подвести, а кстати, и Клюквин к этому времени подготовится. Пораздумает, как ему держать перед вами ответ.
«Можете собирать хоть десяток собраний, — подумал я,— только меня больше не увидите».
Не знаю, как получилось, но после уроков, проходя мимо учительской, я вдруг услышал тихий голос Софьи Ивановны и остановился. Вдруг почему-то подумалось, что я обязательно должен сообщить классной руководительнице о своем бесповоротном решении уйти из школы. Пусть знает, что у меня тоже есть совесть, что я тоже умею держать слово.
Прошло полчаса, а может, больше, когда, наконец, рядом со мной скрипнули ботинки Софьи Ивановны. И опять, как в прошлый раз, она спросила, почему я не ушел домой.
Тут я совсем забыл, о чем хотел с ней поговорить, стоял и смотрел на тетради, которые она держала в руках. А она не просила помочь их донести, она тихо пошла к выходу. Я поплелся следом. А что мне было еще делать?
Софья Ивановна сразу, по-честному заявила, что не хочет слушать меня, не поверит ни единому моему слову. Достаточно. Ей уже пришлось краснеть за мой поступок.
— Странный у тебя характер, Юра, — упрекнула она. — Я не уважаю таких людей, которые дают слово, а потом подводят. С ними я не хочу знаться.
Я попросил Софью Ивановну выслушать меня в последний раз, и больше она меня никогда, никогда не увидит в классе.
И опять, как тогда, Софья Ивановна тихонько улыбнулась...
Я проводил Софью Ивановну до самого дома и рассказал обо всем. Только когда она уже скрылась в подъезде, а я повернул на свою улицу, мне вдруг вспомнилось, что ведь я ни словом не обмолвился о взятых у дяди Демы деньгах. Хотел вернуться обратно, но так и не решился. Пусть Софья Ивановна хоть этого не знает про меня! А может быть, она все же знала и об этом? Кто ее знает? Очень уж непонятный человек наша Софья Ивановна.
Софья Ивановна зря удивлялась моему характеру. У меня он каким был, таким и остался, а вот у мамы так переменился, что невозможно стало ее узнать. Смотрю день на маму, смотрю второй, третий — и не верю своим глазам. Никак не могу понять, что с ней случилось. О деньгах, которые я взял, даже не заикается, будто совсем забыла о них.
Раньше, бывало, придет с работы, кое-как накинет на себя старое платье, повяжет волосы косынкой и все хмурится, все ворчит. И то ей нехорошо и другое не так. Как начнет придираться, хоть из дому беги.