— Посмотри скорее! — Лариса повела рукой туда, где сквозь прорезь кустарника открывался вид на равнину.
Да, это было чудесно! Как будто они очутились на краю гигантской пропасти, а перед ними внизу расстилалась темно–серая бесконечность земли, окаймленная слева стеклянной полоской моря. Пейзаж был отчетлив, от него захватывало дух. Возможно, они ступили в самое сердце Крыма.
— Нравится? — лукаво улыбнулась девушка. От городской, несдержанной на язык, взбалмошной Ларисы ничего не осталось. Юная фея с порозовевшими от смущения щечками застенчиво ожидала его ответа.
Певунов пробурчал:
— Ничего, подходяще. Ты, наверное, сюда на шабаш прилетаешь?
— Иногда. Очень редко.
Из сумки она прежде всего извлекла цветастую скатерть и расстелила ее на валуне. Потом начала доставать свертки со всевозможными закусками: копченая колбаса, рыба, баночка с солеными грибами, куски мясного пирога, жареная курица, — чего там только не было. Появились и бутылка шампанского и бутылка водки. Стол получился отменный, и Лариса явно ожидала слов признания и восхищения. Но Певунов молчал. Он думал, что поздно для него все это. Запоздал пикничок этак лет на двадцать. Лариса надулась:
— Я так старалась, а ты смотришь сычом… У-у, злющий какой! Не убьет, не убьет тебя Дашута. Сто раз прощала и еще разок стерпит. Не тушуйся.
— Гости придут…
— Не смеши меня, Сергей. Ты мужик или нет?
— При чем тут это?.. Что ж, давай праздновать! — У него это прозвучало, как «Давай помянем!».
Уселись рядышком на толстом сухом бревне. Предвечерняя прохлада спустилась с гор. Певунов озяб в своем легком пиджачишке. Какая–то пелена мерцала перед глазами, но, может быть, это наплывал туман. Лариса откупорила бутылку водки, налила по полной стопке. Красиво разложила на пластмассовой тарелке закуску. Сочную осетриную спинку подвинула ему.
— Спасибо! — сказал он. — Спасибо, девочка!
Водка никак на него не подействовала, но он почувствовал голод и начал запихивать в рот все подряд. Он заедал свое несчастье.
Лариса плеснула ему «пепси» в стакан.
— Запей, а то подавишься.
— Где мы будем ночевать? — Этот вопрос вдруг представился ему самым главным.
— На турбазе. До нее полтора километра. У меня там знакомый завхоз. Не волнуйся, со мной не пропадешь.
— Я уже пропал.
Сумерки застали их сидящими в обнимку перед валуном с объедками. Лариса была нежна. Захмелев, она обычно выдумывала рискованные шутки, но роскошь предвечерней тишины смирила ее.
— Хочу понять, Лариса, зачем я тебе нужен?
— Не знаю, — честно ответила Лариса. — Только не из–за корысти, ты не думай. Я подарки так выпрашиваю, от неуверенности. Знаешь, женщина не может долго встречаться с мужчиной без перспективы. С тобой у меня нет будущего. Ужасно это понимать. Ты сильный, добрый. Я таких не встречала. Меня влечет к тебе. Может, я и правда тебя полюбила. Разве так трудно в это поверить? Люблю твои глаза, твою походку, люблю, когда ты устаешь и делаешься совсем старичком. Люблю, когда злишься и отворачиваешься. Ты мне весь мил, Сергей… Но у нас нет будущего…
— Настоящее лучше будущего. Люди часто живут завтрашним днем, это ошибка. Будущего нет. Там — мрак.
— Без будущего скучно, — возразила Лариса. — Надо выходить замуж и рожать детей. Мне кажется, я могла бы быть хорошей женой.
Певунов не принял намека. Он прижал ее к себе, греясь ее теплом. Он готов был сидеть на этом стволе вечность.
— Пойдем, дорогая, скоро стемнеет… Лара, лучше бы нам все же вернуться в город. Не хочу я ночевать на базе.
Он ожидал, Лариса заупрямится, устроит ему сцену, но ошибся. Она сказала: «Как хочешь, Сергей!» — высвободилась из его объятий, постояла немного как в раздумье, повернувшись так, что он не видел ее лица, потом взяла за уголки скатерть и рывком стряхнула на землю остатки пиршества. Скатерть аккуратно сложила и убрала в сумку.