И она заплакала за этими словами. Катя попыталась приобнять ее, но Гарденберг, быстро оказавшийся близ них, отстранил ее.
— Нет, нет! — сказал он, потому что Катя снова потянулась к ней. — Я сам, я сам.
Катя обиженно отпрянула от них. Мария не возражала против его тона. Вынужденно Катя вышла из-под их зонта, под дождь, и повернулась к Мите, зонт которого никак не открывался.
— Извини, но зонт сломался, — виновато сказал он. — Может, они поделятся своим?
— Они меня только что прогнали.
— Как это отвратительно! Знаете ли…
— Но это же твой зонт не открылся, — ответила она.
— Нет, я не о том. Прогонять близкого человека от плачущей женщины! Как это низко!
Слышавший его хорошо Гарденберг улыбнулся.
— Чего он улыбается? — обижаясь сильнее, спросил Митя.
— Пожалуйста, не нужно ссориться, — попросила их Мария. — Мы на похоронах, если вы забыли. Дитер, ты его дразнишь! Перестань, пожалуйста.
Она возвратила ему его платок. Головы не отрывая от плеча своего спутника, она, вспомнив, оглянулась на Катю и сказала:
— Ну что ты там стоишь? Иди сюда, к нам! Стоишь, мокнешь! Дитер пошутил.
— Ничего страшного, — ответила та, — у меня все хорошо.
Несколько раз Мария еще звала ее под зонт, но она отказывалась с достоинством, противоречащим ее жалкому, облезлому внешнему виду.
— Ну и пусть стоит! — разозлился на ее упрямство Дитер. — Она у нас гордая! Пусть мокнет и заболеет, если ей хочется. Принципы, видимо, важнее здоровья.
— Отстаньте от нее, вы, фашист! — крикнул ему Митя с другой стороны могилы.
— Да прекратите сейчас же! — воскликнула Мария. — Это все из-за тебя, Катя! Если бы ты пошла под зонт, этого бы не случилось!
Потом они стояли в молчании; никто не желал разговаривать. Мария бросала на сестру возмущенные взгляды; Гарденберг, не отпуская ее от себя, улыбался; Катя злилась них, а Митя почему-то злился на нее, Катю, будто она была виновнее всех остальных.
Когда от закопанной могилы Гарденберг убежал, чтобы подогнать машину к воротам, Мария приблизилась к сестре и тихо сказала:
— Что мы опять ссоримся? Это плохо, очень плохо, понимаешь? Ты вся промокла! За что ты разозлилась на меня?
— Он был не прав в этот раз, а ты заняла его сторону, — ответила Катя.
— Прости. Но чушь это все. Ничего же не случилось?
— А ты почему разозлилась?
— Из-за твоего, этого, — ответила Мария, кивая в сторону стоявшего дальше от них Мити. — Зачем он полез к Дитеру? И… как он смеет оскорблять его? Жалкий репортеришка!
— Можно подумать, Гарденберг — властелин мира.
— Нет, но… Пошли под зонтом! — попросила Мария, хватая ее свободной рукой за плечо. — Чтобы он нас не слышал. Опять еще начнет шуметь! На могилах нельзя кричать.
Оборачиваясь боязливо на Митю (он поплелся за ними на расстоянии десяти метров), Мария почти тащила за собой Катю. Обе спотыкались, из-за зонта и пелены дождя многого не видя, сбивались то и дело на грязи и натыкались на могилы и оседавшие деревянные кресты с влажными и заржавевшими табличками на них.
— Бедная тетя Жаннетт, — шептала тем временем Мария. — Быть похороненной в такой день — не лучшая участь.
— Зато уже не жарко.
— О, это потрясающе. Знаешь что?.. Я была удивлена, узнав, что Альберт вернулся домой.
— Чем он занимается сейчас?
— По-прежнему работает в криминальной полиции. В отделе по расследованию этих… особо тяжких преступлений.
— Он рассказывал?..
— Что?
— Ну, об аннексии, — ответила, наклоняясь к ней, Катя. — Он говорил что-то об этом?
— Нет… А зачем?
— Я была, смотрела, как голосуют. В зале были партийные, они смотрели, кто голосует и как. Было открытое голосование. Митя был в ярости. Он постоянно толкует о войне.
— Что? О войне?
— О том, что начнется война. Неужели мы… действительно будем воевать?
— Дитер тоже твердит о войне, — перебила ее Мария. — Он напуган. Деньги не смогут спасти нас.
Катя высвободила руку. Старшая сестра остановилась.
— Ты можешь сказать мне честно?.. Ты уверена, что это был несчастный случай?
Мария странно повела плечами и отвернулась.
— Он объяснил тебе, что произошло?
— Нет.
— Его жена странным образом погибла, оставила ему огромное наследство — и он никак это не объяснил?
— Это не мое дело, — сухо ответила Мария. — А ты должна радоваться за меня. Через полгода мы поженимся и уедем в путешествие. У нас скоро будет новая машина. Катя… она умерла! Мне ее не жалко. Я не хочу больше об этом говорить.