Выбрать главу

— Да ничего. Что я, с ребенком не справлюсь?

Отчего-то взяв у Жаннетт Катю, он почувствовал себя лучше. Сразу она успокоилась и приятно стала играть его пальцами.

— Ты очень хорошо на нее влияешь, — сказала тетя Жаннетт.

Весной начали отменять продовольственные карточки — сначала на яйца и рыбу, а после — на мясо и картофель, хлеб, крупу и молоко. Но блокада пока сохранялась, порты были блокированы вражескими войсками, и импорта (обычной еды) в стране по-прежнему не было.

28 июня с новым демократическим правительством подписали мирный договор, по которому страна, признанная единственно виновной, обязалась возместить противникам гражданский ущерб. Война, унесшая более 2 миллионов человек, наконец-то закончилась. Но нынче говорили не о наступившем мире, а о развале страны: они лишились колоний, в некоторых районах оставались иностранные войска, что-то объявлялось демилитаризованным, где-то проводились плебисциты.

— И какие слова странные придумали на этот счет! РЕСПУБЛИКА! И еще хуже — ДЕМОКРАТИЯ! Как будто нам без них плохо жилось! ДЕМОКРАТИЯ, наверное, — это когда заграничные офицеры занимают вашу землю и говорят, что это ДЕМИЛИТАРИЗАЦИЯ.

Так скатившаяся после войны в анархию страна неуверенно возвращалась к миролюбивой жизни.

— Может мне кто-то объяснить, что такое демократия? — узнав из газет о новом явлении, спросил Лизель ее сын.

— Раньше я была уверена, что это свобода, — глупо, пожимая плечами, сказала она.

— А разве то, что ты сказала, не анархия?

— Нет… а может, и она. Не знаю. Я не разбираюсь в политике.

Он в досаде смотрел на ее равнодушие.

— Тебе что, наплевать, что на нашей земле стоят чужие войска? — после паузы спросил он.

— Нет… но вот что за слова!..

— Обыкновенные это слова. Но ты… словно ничего не заметила. То, что мы считали своим, теперь отошло кому-то еще. Тебя это не беспокоит?

— Можешь ты оставить меня в покое?.. Мне все равно.

Он понял, услышал уже в ее изменившемся голосе, что ее беспокоит память о муже или же боль за умершую дочь — что угодно, но только не он, ее сын, не наступившее там, за окном.

— Мама, а ты умеешь зарабатывать деньги?

Она была поражена этим.

— А зачем мне зарабатывать деньги?

Теперь уже он был поражен.

— Как это — зачем?

— Мы продаем дачу и будем жить на это, — ответила Лизель.

— Этого хватит на полгода. А потом?

— Давай вложим во что-нибудь деньги.

— И во что же?

Она безразлично пожала плечами.

— Значит, я должен зарабатывать, правильно? — требовал ответа он.

— Нет, тебе рано работать. Ты должен учиться и стать юристом или инженером.

— Но на что мы станем жить?

— Дитте, я говорю: мы продадим дачу.

Он был обессилен бессмысленным разговором.

Дача была продана, а деньги от нее потрачены за три месяца — они получили менее четверти от ее стоимости. После этого, чтобы не умереть с голоду, нужно было искать работу. Не ожидая, что мать отправится стирать или печатать на машинке в конторе, Дитер пристроился к редакции — распространять утренние выпуски какой-то новой партии. В пять часов утра он на велосипеде заезжал за Марией — теперь она жила на съемных комнатах в городе — и с ней уже ехал в редакцию, где они получали каждый по три стопки свеженапечатанных газет. По утрам Мария была рассеяна и утомлена плохим сном. В школу потом она плелась неохотно, учиться не любила не из лени, а от того, что от усталости ей ничего не хотелось. Позволь ей тетя, она бы вообще школу бросила, считая это лишней тратой своего времени. Дитер ее понимал, но не прогуливал, и средних отметок ему должно было хватить, чтобы сразу после школы пойти в армию.

— …Но мать желает, чтобы я занялся чем-нибудь другим, — сказал он Марии, когда они раздавали газеты. — Она считает, что хватит нашей семье военных. Ей хочется, чтобы я стал кем-то особенным, умным, необычным. Не зря же она меня раньше на фортепиано гоняла! Она не понимает, что у меня нет способностей ни в какой области. А раз способностей нет — значит, нужно служить в армии. К тому же, этого хотел от меня мой отец. Не нужно пренебрегать его желанием.

Остававшаяся абсолютно бесстрастной с ним Мария только пожимала плечами. Ей было все равно на него, на армию, на то, кем она станет спустя много лет. Ей хотелось много спать и много есть — желания почти преступные. Лишь однажды он заметил ее улыбающейся — когда они увидели сыр — его завезли в магазины после снятия продовольственной блокады. Какому-то мужчине она приглянулась. Он купил кусок сыра и вынес его в белом платке, а Мария уже хотела взять — но Дитер ударил ее по руке. Мужчина испугался, что он ее брат, и ушел.