— Нет, не ее.
— Но вы же, конечно, не посмотрели!
— Это полная чушь! — закричала Мария и стремительно вскочила с места. — Она не могла это написать! Это сентиментальный вздор, бредни четырнадцатилетней девчонки!
— Но это она написала?
Как ни пыталась она отворачиваться, Аппель сунул письмо ей под нос. Она недовольно зафыркала, но опустила глаза и кивнула.
— Это… все… — Голос ее сжимался, и она не говорила уже, а хрипела.
С минуту оба молчали. Мария глядела на пышные белые розы в серебряной вазе. Казалось, мыслями она витала в ином измерении. Аппель в отупении ждал ее реакции. Затем, как бы вспомнив, что хотела сделать, Мария медленно подошла к букету, вынула его из вазы и, шаркая, поплелась в курительную комнату (она, конечно, шла в курительную, не в столовую), и Аппель сообразил, что обязан ее остановить. Мария оказалась на удивление резвой и сильной. Она оттолкнула его руки и побежала, Аппель едва поспевал за ней. Мария влетела в курительную и, опять оттолкнув нагнавшего ее Аппеля, обрушила розы (38 штук) на ошеломленного Альберта, который ранее мирно читал книгу на диване. Тот ничего не понимал и оттого не мог сопротивляться. Бессвязно Мария кричала иностранные ругательства и била по ногам, рукам, по любому месту, которое казалось ей уязвимым.
— Вы с ума сошли! — завопил Аппель и сильно толкнул ее.
Мария врезалась в стену и рассыпала по полу мятые розы. Аппель настороженно ждал нового нападения, но Мария отвернулась и сжалась, словно это ей угрожала смертельная опасность. Наверное, она плакала.
— Что, что с тобой? — заикаясь, спросил ее Альберт.
Он, сильно потрепанный, совладал со страхом.
— Конечно, это какое-то недоразумение, — кашляя, сказал Аппель. — Пожалуйста, пожалуйста, успокойтесь… успокойтесь!
— Что произошло?
— Успокойтесь! Ничего не произошло, Берти!
— Как это — ничего?!
Мария ударилась лбом об стену. Мужчины оглянулись на то, но не решились вмешаться — со спины она казалась немного безумной.
— Что произошло?.. Хоть кто-то скажет мне или нет?!
— Какая чушь! — громко сказала Мария. — Какая это невыносимая чушь! Чушь! Чушь! Этого не может быть! Все чушь, все!
В курительную принесло ранний запах дождя. Аппель приблизился, отбросил занавеску и захлопнул окно. В пасмурной сизости он заметил женщину — то была Софи, жена Петера Кроля и местная ясновидящая. Она меланхолично махала обитателям дома, словно бы знала, что на нее смотрят и ждут ее.
1937
Мария была уверена: ее сестра поступила так из упрямства.
С Митей Колокольниковым Катя познакомилась весной. В минувшем феврале «Единая Империя» его выслала за сомнительные статьи (нужно полагать, с критикой режима), и в В. он приехал уже в качестве радиожурналиста. Мария понятия не имела, как устроена эта профессия, и объяснения Кати в данном вопросе ей нисколько не помогли.
Серьезный и невысокий, в костюме английского кроя, Митя пришел к их тете Жаннетт и спросил, нет ли у нее в знакомых секретарей и переводчиков. Тетя Жаннетт, которая ничего о нем не знала, обзвонила нескольких бывших генералов, бывших писателей и бывших журналистов. Звонила она, однако, не по просьбе явившегося, а чтобы узнать, не шпион ли он Кремля или иного правительства. Митя шпионом не был.
— Любопытно, зачем вы все-таки пришли именно ко мне, — сказала она, закончив с подозрениями.
Митя ответил, что слышал о ней ранее от знакомого. В В. у него никого не было и, что ужасно, он почти не понимал местный язык.
— Как же вы работали раньше?
— Моего коллегу не пустили через границу. Его выволокли из вагона, сказав, что он иноагент.
Тетя Жаннетт быстро соображала. Юноша (в ее глазах он был юношей в 27 лет) имел деньги — это было ясно по его костюму, наручным часам и итальянской самопишущей ручке. Молниеносно она прикинула, на чем она могла бы не экономить, плати он ей (не ей, конечно, а Кате) хотя бы 150 м. в месяц.
— Профессиональных секретарей и переводчиков у меня, к сожалению, нет, — присаживаясь близ юноши, заговорила тетя Жаннетт. — Но у меня есть человек, который умеет печатать и в совершенстве владеет языком. И она очень умна и молчалива. Это моя племянница.
— Вот как… Я могу с ней поговорить?
— Обязательно. Но сейчас ее нет… Сколько вы готовы платить?
— Если она меня устроит, 90 м.
— Хм… — Тетя Жаннетт не знала, стоит ли ей торговаться. — А как насчет 120? Не всякий секретарь знает язык.
— Извините, больше 90 м. дать не могу, у меня ограниченный бюджет.
Мысленно Жаннетт обозвала его скрягой. Юноша был неумолим.