Сон с навьей накатил под утро и был очень реалистичным. Навья вышла, как обычно, за сосны на поляне с валуном. Выглядела она более ужасно, чем обычно: волосы, словно живые, шевелились в воздухе, уродское безглазое лицо обезображивал зловещий оскал.
— Плата-расплата неминуема! Моя ты! Моя! — шептала навья, протягивая к Гертруде свои длинные руки...
Гера закричала во сне и проснулась. Дрожащей рукой она нащупала под подушкой зажигалку и зажгла свечу. Тонкое пламя осветило комнату, придав ей атмосферу фильма-хоррора. Гертруда поспешила встать с кровати и включить верхний свет.
Когда яркая люстра, встроенная в потолок, вспыхнула, наполнив комнату ярким жёлтым светом, Гера с ногами забралась в кресло, сжалась в комок и попыталась успокоить колотившееся от страха сердце.
— Почему мне так страшно? — размышляла она. — За двадцать два года я уже привыкла к кошмарам с навьями и не сильно их пугалась. Сейчас во сне было что-то новое, такое, от чего липкий страх не отступал. Гера закрыла глаза, вернулась в сон и шаг за шагом начала прокручивать его в голове.
Через несколько долгих секунд Гертруда, поняв в чём причина охватившего её страха, резко открыла глаза: во сне с навьей, в отличие от всех предыдущих кошмаров, Гера была взрослой, а не восьмилетним ребёнком!
— Что же это такое? — Гертруда почувствовала, как по телу пробежали мурашки.
Она обхватила руками колени, уставилась на тонкий огонёк пламени свечи и впервые в жизни зашептала молитву, которую часто слышала в детстве от бабки Марьяны: "Славная и всехвальная ученице Христова Мария! Умоли возлюбленного тобою и возлюбившего тя Христа Бога..."
Проговорить на расспев слова молитвы на удивление помогло успокоиться. Страх отступил.
Гера погасила свет и вернулась в кровать, но заснуть не смогла: слишком боялась повторения кошмара.
До самого рассвета Гертруда, свернувшись под одеялом колачиком, смотрела на пламя свечи.
В семь утра, Гера, совершенно разбитая, погасила свечу, встала с кровати и решила принять душ, но вспомнила, что чистые полотенца закончились.
— Ладно, — решила она. — Подожду, пока горничная придёт убираться и принесёт полотенца.
Кое-как приведя себя в порядок, Гертруда спустилась в столовую, чтобы позавтракать.
В столовой был только Радмир: он завтракал за столиком у окна.
— Привет, — подсела к нему Гера.
— Выглядишь неважно, — отметил Радмир.
— Кошмар ночью приснился и после уснуть не смогла, — пояснила Гертруда.
— Сочувствую. Обстановка у нас способствует кошмарам.
— Если честно, то меня с детства кошмары мучают, — призналась Гера. — Мне снится навья.
— Не нужно было тебе сюда приезжать, — с сожалением произнёс Радмир.
— Может наоборот: я именно здесь и должна сейчас быть, — задумчиво произнесла Гертруда и хотела спросить Радмира, есть ли новости о смерти Натаниэлы Веркуть, но не успела: в столовую вошёл Самуил Яковлевич Флор.
— Доброе утро! Надеюсь, что сегодня мы обойдёмся без смертей, — подсев за столик к Радмиру и Гере, хмуро произнёс старик.
— Тоже на это надеюсь, — ответил Радмир.
— У меня, когда я ротой командовал, солдатик один суицид совершил, — начал рассказ Флор. — Сходил в увольнение, узнал о неверности девушки, вернулся и ночью в туалете повесился...
— К чему Вы это рассказываете? — перебила Гера старика.
— К тому, милая Гертрудочка, что человек — существо непредсказуемое: я этого солдата считал очень стрессоустойчивым, — назидательно пояснил Флор.
— Отец выставил на продажу Синичкино, — сменил тему Радмир.
— Знаю и подумываю о том, чтобы купить постоялый двор, — немного помолчав, ответил Самуил Яковлевич.
— Вас не смущает то, что здесь умерло шесть человек? — уточнила Гертруда.
— Меня тяжело чем-то смутить, — усмехнулся Самуил Флор, и Гера вспомнила вчерашнее предположение Павловского о том, что Самуил Яковлевич причастен к смертям постояльцев. Теперь эта идея не казалась Гертруде нелепой.
До конца завтрака она, не обронив ни слова, слушала разговор Радмира и Самуила Флора о финансовых вложениях в рисковые проекты.
Возвращаясь в комнату, Гера застала возле своей двери горничную, невысокую русоволосую девушку в чёрном-платье униформе.
— Ты хочешь прибрать у меня? — спросила Гертруда.
— Да, — закивала головой горничная, почему-то испугавшись Геры.
Гертруда открыла дверь в комнату:
— У меня чистые полотенца закончились.
— Сейчас принесу, — тихо ответила горничная.
— Тебя ведь Таней зовут? — Гертруда вспомнила, как вторая горничная прошлым утром обращалась к подруге.
— Да, — ещё тише ответила горничная.
— Давай так, Танюша, ты придёшь с уборкой и принесёшь полотенца часика через два, — предложила Гера, — а сейчас я поработаю немного.
Таня, согласно кивнув, поспешно ушла на первый этаж.
Гертруда вошла в комнату, чтобы начать изучение содержимого жестяной коробки, но в дверь постучали.
На пороге стоял Павловский.
— Наша вчерашняя велопрогулка не состоялась по независящим от нас причинам. Может сегодня покатаемся? — улыбнулся он.
— Не сейчас, Юра. Хочу заняться сортировкой бумаг бабушки.
— Ясно. Извини, что побеспокоил, — кивнул Юрий и двинулся прочь от двери.
— Давай часа в три дня! — предложила ему в спину Гертруда, почувствовав, что Юрий обиделся второму подряд отказу.
— Договорились! — Павловский обернулся и улыбнулся.
Гера вернулась в комнату. Час она внимательно вчитывалась в бумаги и сортировала их, но бессонная ночь давала о себе знать: глаза слипались. Гертруда сложила все бумаги назад в жестяную коробку, поставила коробку на прикроватную тумбу, сама легла в кровать и мгновенно уснула. Она спала крепким сном без сновидений и проснулась только тогда, когда Виолетта в час дня постучала в дверь комнаты, чтобы позвать Геру на обед.
— Что ты ночью делала? — возмущалась Виолетта, спускаясь в столовую.
— Не могла уснуть, — Гера не хотела рассказывать Виолетте о кошмарах.
Девушки прошли мимо стойки администратора, поприветствовали Радмира, который что-то изучал на экране монитора компьютера, вошли в столовую и Виолетта недовольно прошептала:
— Неудачное время мы выбрали для обеда.
Гертруда прекрасно поняла её недовольство: Самуил Яковлевич Флор с видимым наслаждением поглощал суп за столиком у окна.
— Девчата, присоединяйтесь ко мне! Сегодня наша повар превзошла саму себя! Рассольник — изумительный! — дружелюбно воскликнул старик.
Гера и Виолетта расстроенно переглянулись и, наполнив тарелки наваристым супом, обречённо двинулись к столику у окна.
— Я два часа назад разговаривал с супругом повара. Он сказал, что диагноз врача скорой помощи подтвердился: бедная Натаниэла умерла от инфаркта. Это так печально: легла спать и не проснулась, — разглагольствовал Флор. — Наша жизнь, девоньки, очень короткая. Оглянуться не успеете, как подкрадётся старость. Мне кажется, что ещё вчера я, выпускник военного училища, пришёл в десантные войска, а уже всё: седой, больной...
— Не наговаривайте на себя, Самуил Яковлевич, — Виолетта окинула Флора придирчивым взглядом. — Вы ещё очень даже интересный мужчина.
— Нет, Виолетточка. Сдаю я позиции. Ноги болят, сердечко пошаливает. На смерть стал остро реагировать, хотя раньше не замечал за собой такого, — Флор встал из-за стола и посмотрел на кофемашину, стоявшую в углу столовой. — Очень кофе хочется, но, пожалуй, воздержусь. Может позже. Сейчас пойду к себе и отдохну в компании хорошей книги.
— Что читаете? — поинтересовалась Гертруда.
— Перечитываю Джека Лондона. Потянуло, знаете ли, на классику. Вчера закончил "Маленькую хозяйку большого дома," а сегодня сопереживаю героям повести "Белый Клык." Кстати, вы знали, что Джек Лондон умер на сорок первом году жизни от передозировки морфия?
— Нет, — хором ответили Гера и Виолетта.