Надо сказать, такого рода практики все реже встречаются в современном религиоведении. Ученые с возрастающей серьезностью обращают внимание на используемые ими категории, которые наконец-то осознаются как плоды Модерна, а вовсе не как точные слепки с вневременной и аисторической действительности. На якобы нейтральных научных категориях лежит неизгладимый отпечаток породившей их эпохи. Что станет с религиоведением в результате его идеологической критики – покажет время, для нас же здесь главным является следующее: если нет больше никаких оснований считать, что сложившаяся на сегодняшний день конфигурация очевидна и естественна, то, значит, пришло самое время выяснить ответы на следующие два вопроса. Как именно сложилась эта конфигурация на заре Нового времени? Если это не естественное отражение реальности, то что это?
Здесь нам необходимо обратиться к истории: вернуться в XV–XVI–XVII вв., когда, собственно, и зарождалось то, что сегодня известно как современность (modernity). Это время в каком-то смысле является рубежным не только для Запада, но и всего остального мира. Именно тогда были заложены основные понятия, сегодня определяющие наше понимание в том числе и того, что такое религия, чем она является, чем она не является, что она может делать и чего ей делать ни в коем случае нельзя.
Здесь может возникнуть некоторое непонимание: а разве в Средние века не было религии? Нет, религии в ее современном понимании (как «набора убеждений, являющихся личным делом человека и существующих отдельно от лояльности государству»[34]) действительно не существовало. Было понятие religio, но оно встречалось крайне редко[35]. Более того, значение этого понятия в то время сильно отличалось от нынешнего: оно обозначало тех, кто принадлежал к монашескому ордену в противовес «светскому» духовенству.
Когда же понятие «религия» входит в английский язык, оно сохраняет это значение и относится к жизни в монашеском ордене. Так примерно в 1400 г. выражение «религии Англии» значило различные английские ордена[36].
В «Сумме теологии» Фомы Аквинского понятию «религия» посвящен лишь один раздел, это понятие обозначает особую добродетель, связанную с отданием должного почтения Богу. Как заключает У. Кавано, «religio, согласно Фоме Аквинскому, – это одна из добродетелей, предполагающая всю совокупность как общинных, так и частных практик христианской церкви»[37]. Однако главное здесь – даже не те конкретные смыслы, которые были у понятия «религия» в то время, но сам факт того, что «религия» была всего лишь небольшим элементом целостной средневековой католической традиции. Католицизм вмещал в себя «религию» (в вышеуказанном смысле) как свою важную, но не самую значимую часть.
Все то же самое может быть сказано и про «светское», значение которого также отличалось от современного. Вместо современного деления пространства на религиозное и нерелигиозное (секулярное) «существовало единое [общественное – Д. У.] пространство христианского мира с его двойным измерением sacerdotium[38] и regnum[39]»[40]. Saeculum же в Средние века было «не пространством и не сферой, но временем – интервалом между падением и эсхатоном[41]»[42]. То есть вместо известного нам разграниченного пространства существовал единый христианский универсум, в котором свое небольшое место занимали и religio, и saeculum, но которые при этом не существовали как самостоятельные полностью автономные сущности.
Из вышесказанного уже однозначно следует, что никаким простым путем из средневековой католической традиции не может быть выведен современный (modern) мир. Здесь требуется достаточно масштабная интеллектуальная работа по новому переосмыслению понятий и разграничению общественного пространства. Если мы берем термин «религия», то в его переформатировании огромную роль сыграли такие мыслители, как Н. Макиавелли, Г. Гроций, Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж. Боден и многие другие. Важно, что никто из них не был теологом – их вообще мало интересовали вероучительные, содержательные аспекты различных религиозных традиций. Гораздо более важными им казались вопросы гражданского мира, порядка, политической власти и прочие, как бы мы сейчас сказали, мирские заботы. Эти миряне, перехватив у теологов (некогда обладателей монопольного права на такого рода деятельность) инициативу в творении смысловых миров, по сути, создали собственный универсум. В этом новом универсуме они и синтезировали такой феномен, как религия. По сути, «понятие „религия“ было создано в рамках мирской „политики“ и политической теологии с позиций и интересов политики и политического общества»[43]. Естественно, немаловажную роль во всем этом процессе сыграла Реформация: она не только привнесла индивидуалистические мотивы в христианство, но и подтолкнула к началу межконфессиональных войн, сделавших крайне насущными вопросы веротерпимости и сосуществования в рамках одного общества групп с разным представлением о вере. Но все же именно философов Нового времени (и позднего Средневековья) по факту можно считать настоящими архитекторами Модерна. Когда мы читаем их работы о веротерпимости, перед нами не беспристрастный наблюдатель, преследующий одну цель – прекратить войну (это классический миф об истоках Модерна), но человек с очень четкими представлениями о мире, для которого религиозные войны – еще один повод как доказать всем превосходство своего видения мира, исключающего такого рода войны, так и осудить религиозное варварство.
34
43