- … Скажи, Елена, - покончив с третьим по счёту эклером, Холмс слизала с пальцев воздушный белковый крем. – Данте и Беатриче… им, кажется, по шестнадцать?
- Семнадцать, - женщина ошеломлённо кивнула, искренне недоумевала по какой причине Патрисия вдруг заговорила об этих детях.
- Почему их, таких маленьких, взяли в прислугу?
Пожав плечами, дочь принца умиротворённо отпила из своей чашки и поставила её на блюдце. Звонкий стук фарфора разнёсся по тихому помещению, тут же затерявшись среди книжных стеллажей и полок.
- Это было… лет двенадцать назад, кажется, - сказала она. – Ребята остались сиротами и погибали от голода в обнищалой рыбацкой деревушке. Джотто спас их и взял к себе, обучая всему, чему учили его самого.
Те исхудавшие, голодные и плохо одетые волчата ни в какое сравнение не шли с собой нынешними.
Сейчас у них была работа, которой они и зарабатывали себе недурное пропитание, а также имелась крыша над головой, и им давали хорошее образование. Данте и Беатриче росли в искренней доброте своих хозяев и старались угодить не потому, что им за это платили, а потому что были бесконечно благодарны за своё спасение и свои теперешние жизни.
- Он учил их лично? Мне казалось, что этим занимался Саверио, - Триш отчего-то сильно заинтересовалась этим.
- … Тогда – нет. Да и были они вместе с ним лишь первые полгода. И это при том, что за душой Джотто не имел ни гроша, а жил в маленькой комнатке, которую снимал на деньги, заработанные в бытность грузчиком в порту.
- Как это? – Триш удивлённо моргнула. – А как же… вот это всё? – она обвела ладонью всё обширное пространство библиотеки.
- А это наследство от деда, - ответила ей дочь принца, а затем добавила: - Разумеется, реконструированное.
- Но почему… - получая поток такой удивительной информации, ведьма не успевала сформировывать нормальные вопросы.
- Смешная и на самом деле очень глупая история, - фыркнула женщина. – Он взбунтовался, потому что не мог взять нужную сумму денег, чтобы отдать её нищему работнику фабрики. Дед – очень мудрый и умный, между прочим, синьор – выгнал его из дома, пригрозив лишить наследства. Просто выставил посреди ночи с одним-единственным чемоданом и сказал не возвращаться, пока не поймёт всю ценность каждой заработанной лиры. Хотя Джотто утверждает, что сам ушёл.
Елена со смехом вспоминала то время, когда в глазах других её друг оставался лишь многообещающим юнцом и ему – совсем молодому – было по-настоящему невдомёк, чем руководствовался его опекун, ведь сам всегда учил помогать нуждавшимся и попавшим в беду.
- И как он вернулся? – ведьма с любопытством уставилась на подругу.
- Тот работник оказался пьяницей и был нищ не потому, что так сложились его обстоятельства, а потому что все деньги тратил на выпивку в трактирах. Именно этому Джотто должен был научиться – выяснять обстоятельства прежде чем бездумно разбрасывать кошельки с деньгами направо и налево… До сих пор никак не пойму – глупец он, наш Примо, или просто искренний добряк, - с усмешкой рассказала Елена.
- Робин Гуд, - уверенно, будто бы ставила диагноз неизлечимо больному пациенту, заявила колдунья.
Елена не стала возражать – это амплуа подходило ему почти идеально.
II.
Солнце лишь начинало клониться к линии горизонта, а непонятное серо-голубое небо, слегка орошалось светлыми лучами, оттенка жидкого янтаря. Почтовый голубь от Джотто и ко всё никак не стучался в окно, но и пожары в городе прекратили своё существование, оставив после себя лишь разруху и слабый запах гари.
Удобно расположившись в широком кресле, в гостиной, Елена умиротворённо перечитывала Сирано де Бержерака, изредка скрывая за напечатанной пьесой полуулыбку. И в то время, как она наслаждалась комедией Эдварда Ростама, Триш, укрытая пледом, беспокойно дремала, уместившись на диване напротив дочери принца и держа у себя под боком сопящего в обе дырочки Рено.
Ведьма всё время хмурилась и морщилась, поджимала губы и периодически сминала одежду в районе грудной клетки. Елена могла лишь гадать, что снилось её подруге, ибо даже если сон её был тревожен – отдых был отдыхом – и будить девушку женщина не решалась.
Тем временем Холмс усиленно боролась собственными эмоциями в покоях мойры Клото.
В этот раз, точно так же, как и во все предыдущие, она очнулась на прохладном мраморном полу, пытаясь отгородиться от света, заливавшего весь круглый зал с колоннами вместо стен.
- Клото, мне, честно, сейчас не до тебя, - устало вымолвила ведьма, поднявшись на ноги и пальцами протерев заспанные глаза. – Оставь меня. Хуже горькой редьки каждая встреча здесь.
- … Даже если вместо этой озорницы тебя в этом месте жду я? – насмешливо осведомился басистый, слегка хрипловатый мужской голос.
Триш, как стояла с руками, закрывавшими её лицо, так и замерла, обомлев и онемев от удивления. Говор любимого аввы – картавый и иногда не совсем понятный – она бы узнала в любом времени, месте и в любых условиях.
Она кое-как отняла вмиг задрожавшие руки от своих глаз, и тут же прижала их ко рту, уставившись на отца, как на ожившего мертвеца из фильмов ужасов.
Освальд Холмс стоял перед ней, как будто бы никогда и не умирал вовсе, а все эти годы лишь играл с ней в прятки (жестокие, надо заметить). Он казался вполне себе живым – из плоти и крови – и выглядел точно таким же, каким Терри запомнила его в последний день жизни. Слегка растормошённый и взъерошенный, с таким привычным и таким родным озорным блеском в улыбающемся взгляде. Немолодой, но по-прежнему харизматично-привлекательный и обаятельный: отец Триш словно источал светлый позитив и добродушие, как и тогда – семь лет назад.
- Вообще-то я хотел сделать тебе подарок на колдовское совершеннолетие, - мужчина неловко заулыбался и чесанул пятернёй нечёсаный затылок. – Но вон оно, как получилось. Буквально день не дотерпел. Да и обстоятельства такие… но об этом позже.
Он сделал шаг вперёд, порываясь обнять дочь, однако той стало не до объятий: ведьма запуганно отшатнулась от родителя, а там ноги не выполнили своей функции – ослабели и подогнулись – и Холмс неуклюжим мешком повалилась обратно на пол.
- Мио дио, - тихо охнул Освальд, но подходить к своему чаду больше не решился, пока его дочь не осозна́ет, пусть и несколько абсурдную, но всё же реальность. – Детка, ты не ушиблась?
- Нет… - онемевшим языком еле выговорила Терри и, даже не предпринимая попытки подняться, абсолютно точно зная – ноги не выдержат и колени снова подкосятся – колдунья села, скрестив ноги (чего под юбкой платья видно не было). – Что происходит?
Мужчина приглашения ждать не стал и уселся прямо напротив девушки, приготовившись то ли к долгому разговору, то ли к личному непрерывному монологу. Первый вариант был вернее, ибо Холмс знала своего отца, как облупленного – публичные выступления для него были пыткой не хуже Венецианской пекторали, поэтому он предпочитал активную обоюдную беседу с множественными выражениями разных углов мышления.
- Это не шутка. Я здесь – Клото мне подсобила с этим, - авва указал пальцем в потолок.
- И… много у нас времени? – осторожно поинтересовалась колдунья.
- Достаточно для того, чтобы спокойно поговорить, - добродушно ответил ей мужчина, а затем рассмеялся и протянул свою руку ладонью вверх, обнажая перед Триш старый, давно затянувшийся шрам от ожога. – Ты всё ещё боишься? Я здесь и кажусь себе вполне реальным… можешь убедиться.
Слегка приподняв ладонь, Освальд дождался, пока девушка медленно вытянет свою трясущуюся ручку в ответ, и любовно обхватил тоненькие пальчики своего чада, чтобы Триш смогла как следует прочувствовать всё то, чего так сильно любила касаться раньше: узловатость пальцев, сухую шероховатость и мозолистую грубость мужской кожи, а ещё совсем не видные и почти не ощущавшиеся морщинки на тыльных сторонах рук.